Print 

источник http://orthodoxy.ru/node/1574

Татьяна Чикина
В нашем сегодняшнем разговоре принимает участие иконописец Альфия Мещерова. Уроженка города Ленинграда. После окончания средней школы она была вольнослушателем на живописном факультете института живописи, скульптуры и архитектуры имени И.Е.Репина, сначала в мастерской профессора В.М. Орешникова, затем у преподавателя И.В. Петрова. Участвовала в выставках в Санкт-Петербурге и в Казани. В 1991 году приняла Крещение, в 1994 – воцерковилась. С 1995 по 1997 по благословению дивеевского священника Владимира Шикина училась в Твери в «Школе церковных ремёсел» под руководством Андрея Запруднова. Во время учёбы получила благословение отца Николая Гурьянова на работу иконописца. В течение года работала в Калужской епархии, в монастыре преподобного Тихона Калужского. Затем вернулась в Тверь и два года работала на приходе при храме в честь иконы Пресвятой Богородицы «Всех скорбящих радость». С 2000 года работала в Санкт-Петербурге, член Союза художников (секция иконописи) с 2001 года. Участвовала в иконописных выставках в Твери (1996 г.), в Москве, в Санкт-Петербурге, в Норвегии (2000).
Почему Вы решили поступать в Академию художеств, у Вас в семье были художники?

Альфия Мещерова

Альфия Мещерова
В моей семье нет профессиональных художников. Были люди способные к изобразительному искусству, но в те годы, когда стояла проблема выживания, реализовывали способности в рукоделии: вязание, шитьё, вышивание. Несколько человек занимались фотографией, дядя был талантливым фотографом. Рисовала я с детства. Год обучалась в художественной школе имени Б.М.Кустодиева, но из-за хронической пневмонии, которая потом переросла в астму, вынуждена была оставить учёбу в художественной школе. Из-за тяжёлого заболевания не могла нормально общаться с другими детьми, поэтому рисование и чтение книг были моими единственными отдушинами. После окончания школы, весной 1984 года я познакомилась с профессиональным художником, который преподавал в Институте живописи, скульптуры и архитектуры имени И.Е.Репина. Он стал заниматься со мной, предложил поступать в институт. Понятно было, что не поступлю, годичное обучение в художественной школе для вуза ничто, но возможность писать постановки на экзаменах упускать не хотелось. Договорились, что после экзаменов я буду заниматься в мастерской В.М.Орешникова. С той поры я занималась везде, где была возможность рисовать и писать. Помимо занятий в мастерской, брала частные уроки у разных художников, с 1983 года посещала рисовальные классы при институте. У меня выходило по 3-5 часов живописи и от 4 до 6 часов рисунка ежедневно. Через год я начала заниматься рисунком с Иваном Анатольевичем Гуриным. Именно он научил меня пониманию рисунка. А всему, что я умею в живописи, я обязана профессору живописи Игорю Вадимовичу Петрову.

Татьяна Чикина
Вы родились и выросли в мусульманской семье, где свято чтили вековые традиции предков, между тем Вы православного вероисповедания. Как Вы пришли в православие?
Альфия Мещерова
Мой путь в православие долгий и довольно извилистый. Мои родители и почти все родственники мусульмане. Обе родные бабушки соблюдали посты, молились, читали намаз. Так как мои родители воспитывались в советской системе, то их отношение к религии было сдержанным, мама была парторгом в школе. Папа не читал намаз, но в мечеть ходил. Очень любил читать Библию. В школе нас убеждали, что Бога нет, что всё это очень не научно, я довольно долго в это верила, пока не произошел один случай. Несмотря на мое сопротивление, бабушка не оставляла попыток убедить меня, что молиться нужно. Однажды, провожая меня в школу, она опять завела разговор о том, что нужно молиться. Разговор меня немного задержал, я, понимая, что опаздываю, прочитала короткую молитву и вышла, закрыв за собой дверь. За закрытой дверью раздался грохот. Оказывается, обвалился кусок потолка прямо над дверью. С тех пор моя уверенность в том, что бабушка со своими лекциями о молитве – отсталый и тёмный элемент – несколько поколебалась. Молитвы были на арабском языке, которого она не знала и не могла объяснить, о чём они. А для меня всегда важно было понимание того, что и зачем я делаю. Механическое повторение непонятных слов с молитвой никак не ассоциировалось. В школьные годы вопрос о существовании Бога меня не сильно волновал, хотя о смысле жизни задумывалась с детства. Сколько себя помню, всегда пыталась понять, зачем я живу, для чего? Особенно остро этот вопрос встал передо мной после школы. Сначала я стала читать Маркса и Энгельса, прочитала Коран. Мне чего-то не хватало, но я не понимала чего. Коран описывает некоторые моменты, касающиеся Всевышнего, предлагает свод законов, даёт представление об аскезе, но все это ограничено человеческим восприятием Бога, а самого Бога я там не ощутила. Человек не может самостоятельно выйти за рамки своей человеческой природы и ограниченности. Нужен кто-то, кто выведет за грань. Поиск на свои вопросы продолжился чтением философских трудов В.С.Соловьёва, Н.А.Бердяева, В.В.Розанова. В конце 1980-х стала интересоваться буддизмом, интерес к которому плавно перетёк к эзотерической литературе, но там так много тумана, недосказанности, невнятности. Есть обещания открыть некую тайну, но тайна так и не раскрывается, оставаясь бессмысленной заманухой. Особенно этим грешат книги Е.П.Блаватской. Ни логики, ни смысла, ни глубины мысли обнаружить в её трудах мне не удалось. Зато ее книги являлись идеальным снотворным: на третьей странице я засыпала. Кроме того, этот путь враждебен человеку, абсолютно тупиковый и очень опасный. А так как я не только читала эти книги, но и пыталась практиковать, то дело дошло до того, что у меня начались нарушения сна и проблемы с психикой. В это время мне в руки попало Евангелие. Оно меня и спасло, поскольку избавило от страхов и бессонницы, устранив повреждённость души. Евангелие оказалось единственной книгой, где я почувствовала присутствие самого Бога, присутствие Христа. Я ощутила некую бездонность Света, бездонность Благодати, отсутствие конечности, отсутствие рамок, которые есть в других текстах. Здесь не было человеческой ограниченности.

Татьяна Чикина
И тогда Вы решили креститься…
Альфия Мещерова
Я долго не могла решиться на крещение. Все-таки перемена веры – это шаг серьезный. Знаний на тот момент почти не было, были мои представления о Христианстве, весьма далекие от реальности. К тому времени я уже прочитала Евангелие и поняла, что именно здесь Истина, здесь я ощутила присутствие Божие, ощутила Его как личность. На службы в храм я ходила, но мне очень хотелось приходить туда полноправно, креститься как все, прикладываться к иконам. Хотелось быть причастным тому, что происходило на службе. Чаще всего я ходила на Смоленку к Ксении Блаженной. Не каждый день, но несколько раз в неделю – точно. Останавливало то, что родители моего шага не примут, что в моём и их понимании – это предательство веры отцов, предательство семьи. Что делать? Советоваться с людьми было бесполезно: я никому не поверила бы. Мне нужно было узнать волю Божию, поэтому я просила Господа дать мне знак четкий и внятный.
Часовню уже закрыли, поэтому я перешла в храм. До службы оставалось часа два. В храме никого не было. Я стояла в приделе Ксении, прислонившись к колонне, и вдруг пространство вокруг меня резко изменилось. Не знаю, как это описать. В этом пространстве не было никаких строений. Ни пола, ни потолка – ничего. Оно было огромным и в то же время не пустым. Вокруг что-то происходило, что-то вращалось, двигалось в этой как бы пустоте, которая пустотой не была. Я долго не понимала, почему пространство было тёмным, это был такой синий, который переходит в чёрное. И только потом у Дионисия Ареопагита прочитала, что человек не может в полноте воспринимать Божественный нетварный свет и видит его как божественный мрак. Это цвет тайны, чего-то непостижимого. В данном случае, чёрный – это тот же чёрный, что и на мандорлах новгородской иконы «Сошествия во ад». Учитывая мое тогдашнее греховное состояние, это самое подходящее объяснение. Золото нетварного света я воспринять не могла,
поэтому этот мрак вокруг меня воспринимался как нечто очень тёплое, доброе. И в то же время – огромное, непонятное, глобальное. И те светящиеся, двигающиеся, перетекающие и искрящиеся сферы, и еще более сложные конструкции воспринимались как миры. Это было невероятно красиво, абсолютно непонятно и, наверное, мои чувства были сродни тому, что чувствует ребёнок в лоне матери. Защищенность и любовь – вот что я чувствовала. И снова пространство вокруг меня изменилось. Теперь я уже не была в бесконечности. Теперь я была в чём-то конечном. Как объяснить иначе – не знаю. Пола и потолка не было по-прежнему, но появилось ощущение некой замкнутости, но замкнутости огромной. Словно из космической бесконечности попадаешь в какой-то мир. И цвет изменился вокруг. Я ничего уже не видела, кроме красивой дымки. Что-то зеленовато-голубоватое вроде бы, но утверждать не берусь – не помню. Из этой дымки ко мне протянулась рука совершенной формы. Я просто задохнулась от этого совершенства. И в руке был крестик на цепочке. Крестик слегка покачивался. Я протянула свою руку ладошкой вверх и на неё положили этот крестик на цепочке. В ту же минуту я очнулась. На следующий день я пришла креститься. Это было Вербное Воскресение.

Татьяна Чикина
Господь милостив…
Альфия Мещерова
Тогда я не осознавала, но сейчас понимаю, что буквально требовала чуда, и Господь это чудо мне явил, видимо, потому что у меня была острая нужда в этом. Я и сейчас не вижу другого пути для разрешения моих сомнений в ту пору моей жизни. Встав на путь православия и новой для себя профессии, я всегда чувствовала помощь Божию и Его промысел обо мне.

Татьяна Чикина
Вы член Союза художников России по секции иконописи. Почему Вы решили стать иконописцем, был ли какой-то внутренний посыл? Почему иконопись?


Альфия Мещерова
Мне была интересна икона. В конце 1980-х, начале 1990-х в Русском музее проходила выставка художников начала ХХ века и русской иконы из собрания Н.П.Кондакова. Иконы меня потрясли. Для меня вдруг открылся совершенно удивительный, прекрасный мир, «райский сад». Я на эту выставку как на работу ходила, едва появлялось свободное время, я бежала туда. Но никогда у меня не возникало ни одной мысли о том, чтобы самой заняться писанием икон. Я крестилась в 1991 году, но постепенно мой энтузиазм угас, я почти перестала ходить в храм. Понимания о том, что такое церковь, христианская жизнь не было. Тогда церковных книг в свободной продаже, было мало. Даже Евангелие я получила от протестантов. В 1993 году в моей жизни произошел творческий кризис: я перестала писать. Из-за часто повторяющихся астматических приступов, мне всё труднее становилось дышать, начался затяжной астматический статус, аллергия на все виды красок, на растворители и на мел. В этом состоянии я провела почти год. На эту же пору пришлись проблемы в личной жизни. Наконец, я поняла, что все мои неприятности – результат моей предыдущей жизни. Я всегда знала, что существует причинно-следственная связь между нашими действиями и последующими событиями. Но в тот момент это знание стало не абстрактным, пришло раскаяние. Нужно было что-то менять. Когда приятельница позвонила с предложением поехать в Дивеево, я согласилась не раздумывая. Мне было необходимо очищение. Я понятия не имела, что такое монастырь и паломническая поездка. Дивеево мне представлялось какой-то таежной глухоманью. Хозяйка, у которой мы остановились и с которой успели подружиться, попросила написать для неё икону Ксении Блаженной. Батюшка в храме объяснил мне, что для писания икон нужно благословение и посоветовал обратиться к духовнику, но духовника-то у меня ещё не было. Накануне в молитве я просила преподобного Серафима Саровского помочь мне определиться с работой. Я не понимала, чем заниматься дальше. Кому нужны художники в разрушающейся стране? И вот стою я растерянная в храме и вдруг вижу, навстречу мне идёт отец Владимир Шикин, светится как солнышко, искрит радостью и спрашивает: «В чём дело?» Я объяснила. Немного задумавшись, он поинтересовался моим образованием, и ответил, что благословляет не писать, а учиться иконописанию. И отправил меня в Тверь, к мастеру иконописи Андрею Запрудному. На моё бормотание про родителей-мусульман махнул рукой, сказав: «Господь управит».

Татьяна Чикина
Вы приехали в Тверь. Как проходило обучение?

Альфия Мещерова
Тогда иконописных школ практически не было, не так много было и иконописцев, которые брали бы учеников. Наша артель была завалена заказами, поэтому обучение шло в процессе работы. Я сделала только пару учебных заданий, Андрей увидел, что я справляюсь, и сразу же дал «в работу» икону. Приходилось и иконы писать, и росписи делать, и реставрацией заниматься. У нас в артели было пять столяров, четыре резчика и человек пятнадцать иконописцев. А это не так много при гигантских объёмах работ в артели. За 4 – 5 лет её существования нами было сделано 80 иконостасов. И это помимо росписей и частных заказов. Моё обучение в артели длилось два года, а это даже при интенсивной работе слишком малый срок, ведь иконописец созревает и становится мастером в течение нескольких лет. Существует некий порог созревания иконописца, обычно это 7 – 8 лет. В монастыре, в который я уехала после артели, учиться было не у кого, поэтому приходилось многое изучать самостоятельно.
Однажды Андрей Запрудный попросил меня отреставрировать икону. Старых икон много приносили, а реставраторов в артели не было. Я и подумать не могла, что у меня получится: я размашисто писала, когда занималась живописью, никогда не любила заниматься деталями. А тут такая кропотливая работа! Оказалось, у меня есть чутьё на материалы: я чувствую, какие краски были использованы, могу разложить их состав. Училась по книгам, консультировалась с реставраторами из Тверского музея, с палешанами. Палешане научили письму плавями и работе с творёным золотом. Очень помогла книга о реставрации Центра имени И.Э.Грабаря, она стала моей настольной книгой.

Татьяна Чикина
Меняется ли мироощущение по мере работы над иконой?


Аьфия Мещерова
Да. Вообще, мироощущение любого христианина по мере воцерковления меняется довольно сильно, но у иконописца всё происходит гораздо активнее, быстрее, насыщеннее. Говорят же, что искушение у иконописцев сродни с искушением тех, кто служит: священников, монахов. Там, где приходится преодолевать большие препятствия, и обучение происходит быстрее. И так во всём.

Татьяна Чикина
А какие искушения приходилось преодолевать?


Альфия Мещерова
Искушений было много, они были разнообразны. И бесовские нападения случались, и скорби разнообразные, нищета, иногда есть было нечего. Но не это главное. В первые годы очень сложно разобраться, что есть грех, как следует жить христианину, что полезно, что нет, где кончается церковное предание и начинается суеверие? Например, была непонятна суть греха осуждения. Недавно воцерковившись, я ещё не видела разницу между осуждением и трезвым взглядом на вещи. Как увидеть чёткую разницу и провести границу? Когда, к примеру, мы видим, как человек выгоняет на улицу своих родителей и говорим, что это подло, мы осуждаем этого человека или констатируем факт? Когда мы видим, что человек лжет, мы осуждаем или трезво смотрим на вещи? Как тут разобраться? По-моему мнению, осуждение связано с гордыней. То есть, когда я осуждаю, я в глубине души считаю, что я лучше того, кто грешит. И всегда есть внутри такая мысль, что уж я-то так никогда не сделаю. Вот когда есть это чувство, обязательно «ткнешься мордой» в тот же самый грех. И ведь не заметишь, как сам совершишь то же самое, а то и что-то худшее. Святые отцы говорят, что следует ненавидеть грех, но любить грешника. На мой взгляд, это значит, что не стоит закрывать глаза на грех. Его нужно видеть и понимать, что грех есть грех, зло есть зло. Но при этом надо как-то ухитриться не иметь на грешащего человека ни зла, ни раздражения. Не навешивать на него ярлыки: лжец, блудник, негодяй… Да, он солгал, но он не лжец. Когда мы говорим «лжец», мы выносим приговор, то есть осуждаем, клеймим, навешиваем ярлык на человека. И перед нами уже не человек, а грех воплощенный. Человек пропадает, остается ярлык. Вот это и есть грех осуждения. Задача христианина заключается в том, чтобы разделить человека и грех. За человека можно помолиться, ему можно посочувствовать, а как посочувствовать ярлыку, на котором написано «грех»? Мы ведь все больны грехом, здоровых среди нас нет. А больные больным сочувствуют, жалеют, сопереживают, но не осуждают. Болезнь – это внешнее, наносное, что уродует человеку жизнь и здоровье. Тот, кто осуждает, не понимает, что и сам болен. Отсюда вывод. Когда я говорю, что человек лжет, я его не осуждаю, я лишь называю ложь ложью. А когда я говорю, что человек лжец, я его осуждаю и приговариваю. Когда я гневаюсь на согрешившего, я его осуждаю, когда я презираю согрешившего, я его осуждаю, когда я раздражаюсь на согрешившего, я его осуждаю. Совершенно точно я осуждаю и тогда, когда возникает вопрос: «Ну как он мог?»

Татьяна Чикина
Увидел чужой грех, вспоминай свой и не осуждай. Не осуждать и попустительствовать – именно так часто расценивают долготерпение. Где грань?


Альфия Мещерова
Где та грань, где заканчивается смирение и начинается попустительство греху? Вот, к примеру, священник получил от иконописца работу, но за неё не заплатил. Что делать? Отойти смиренно в сторонку? Требовать оплаты? Так вроде бы иконописание – это служение, здесь требовать как-то не с руки. Да и не будет такой священник меня слушать с моими претензиями и требованиями. Но в работу вложен не только мой труд, там ещё материалы и труд других людей. Да и кто меня кормить должен? Мама пенсионерка- блокадница? Так мне уже не 12 лет, сама должна родителям помогать. Патриарх Алексий в свое время сказал по этому поводу, что он же не может всех священников воспитывать, а они так же искушениям подвергаются, как и мы, а то и сильнее. Поэтому сначала следует получить деньги, а потом отдать работу. Да и духовник всё время говорит, что труд должен быть оплачен, так как дармовщина наказуема. Причем, наказывается не только тот, кто пытается воспользоваться дармовщиной, но и тот, кто позволяет это. И тут дело касается не только оплаты труда. Поэтому, когда мы сталкиваемся с какими-то искушениями, особенно, если это связано с близкими, нужно не осуждать, не ругаться, впадая в ярость или остервенение, надо постараться не доводить ситуацию до взрывоопасного состояния. Ведь у каждого человека есть предел терпению, и иногда лучше сразу сказать «нет», чем потом осуждать или злиться, что вынудили делать что-то против воли. Не стоит позволять людям манипулировать собой. Ведь сказать «нет», не значит осудить. Выстроить ситуацию таким образом, чтобы не дать себя обидеть, не значит, что ты грешишь. Нужно учитывать реалии нашей жизни, понимать, что все мы не без греха и не «подставляться». И священники тоже люди и ничто человеческое им не чуждо. Им тоже может не хватать любви, они могут быть раздражены и т.д. Не стоит представлять их святыми, такая позиция может привести к трагедии. Трезвый взгляд на человека не сопровождается осуждением. По крайней мере, не должен сопровождаться. А то, что все искушения, с которыми мы сталкиваемся, помогают нам что-то увидеть в себе – это понятно. Должно быть понятно православному человеку. Да, иногда долготерпение приносит прекрасные плоды. Я знаю такие случаи. Но тут важно трезво видеть свои возможности. Если ты будешь все время роптать, никакое терпение тебе не поможет. Лучше пресечь безобразие вежливо, чем терпеть.
Еще один момент, который ставил в тупик первое время. У одного и того же священника, на один и тот же вопрос разные люди могли получить совершенно разные ответы, если, конечно, дело не касалось каких-то соборных решений и догматики. Все люди разные, что хорошо для одного, то может быть губительно для другого. Я долго не могла понять, «где Дух Господень, там свобода». Мне в первое время казалось, что вот я узнаю ещё какие-то правила, буду руководствоваться ими и уже не буду грешить. Но время шло, а ясности не наступало. Нет инструкций на каждый случай в христианстве. Все время приходится думать, как поступить в той или иной ситуации, потому что у каждой проблемы множество решений. И каждое решение можно обосновать текстами Евангелия, творениями святых отцов или советами духовно опытных людей. Решение всё равно остается за тобой, и результат этих решений тоже приходится расхлебывать самостоятельно.

Татьяна Чикина
Жизнь в монастыре помогает в преодолении собственного духовного несовершенства?


Альфия Мещерова
В монастыре жить непросто. Да, там можно недоедать, недосыпать, уставать от длинных служб и тяжелых послушаний. Все это было, но человек достаточно быстро адаптируется к любым внешним обстоятельствам. Лично для меня самым сложным оказалось осознание своей глобальной греховности и поврежденности. До монастыря я себя ощущала вполне приличным человеком с некоторым набором грехов. Оказалось, что все наоборот, что найти добродетель в этой куче греха весьма проблематично. Я очень старалась преодолеть это несовершенство. Но вот до сих пор не могу сказать однозначно, чего мне эта практика принесла больше – пользы или вреда. Один умный священник однажды мне сказал, что не стоит надевать на себя маску праведности, если ты праведником не являешься. Это тоже своего рода ложь. Если я не чувствую и не понимаю, что я реально виновата и хуже того человека, который меня регулярно обижает, но пытаюсь сделать вид или, еще опаснее, пытаюсь войти в это состояние усиленным самоуговариванием, то в результате все это может привести к негативным последствиям. Меня это довело до крайнего нервного истощения и привело на больничную койку. Я знала как правильно, я тоже читала святых отцов, но я была к этому не готова, не было во мне той меры смирения, которой обладали святые. И этот разрыв между тем, что должно быть в идеале и тем, что есть на самом деле, привел к тяжким последствиям. Мне пришлось несколько лет лечиться. Помимо опыта и большой духовной пользы, которую мне принесла монастырская жизнь, был еще и духовный вред, спровоцированный игуменом. Естественно, не по злому умыслу, а по неопытности и потому, что он, так же как и все мы, опирался на книжный опыт, а не на свой собственный. Своего-то у него еще не было. Он даже монахом побыть не успел, его сразу же рукоположили и отправили монастырь восстанавливать. Как бы там ни было, но Господь все устраивает к пользе человека, даже промахи и ошибки духовников. Хотя это довольно болезненно. В 1990-х катастрофически не хватало священников, мужчин в храмах было мало. Рукополагали не лучших из лучших, а тех, кто вчера пришел в храм и более-менее подходил по каноническим правилам. Поэтому, трезвость и еще раз трезвость. Потому что от книжного знания того, как должно быть до осознания и изменения сердца – очень большой шаг. Вернее даже не шаг, а путь, иногда длиною в жизнь. А перескакивать ступеньки, пытаясь взобраться на ту высоту, на которой находились святые, бывает опасно для жизни. Можно упасть так, что потом будет крайне трудно подняться, а для некоторых – невозможно. Кроме того, сразу же появляется элемент гордыни: они (святые) делали, и я смог. Поэтому в духовной жизни очень важно понимать меру своих сил, понимать, что ты сейчас реально можешь, а что тебе недоступно.

Татьяна Чикина
Существует ли для иконописца возможность творческого проявления и не сковывает ли Вашу творческую свободу строгий иконописный канон?


Альфия Мещерова
Нет, канон не сковывает. Он не так строг, как кажется со стороны, и как об этом говорят некоторые мои коллеги. Это не свод правил, это язык. Вот Вас сковывает хорошее знание русского языка? Думаю, что нет. Плохое знание языка может сковывать, так как трудно выражать свои мысли. Так и тут. Хорошее владение языком только помогает выразить то, что требуется для церкви, для той человеческой составляющей, которая стремится к Богу. Язык иконы отсекает наносное, поверхностное, мелкое, помогая сосредоточиться на вечном, на том, что возвышает и освящает человека.
Вокруг иконографического канона сложилось много мифов. Многие рассуждают о разнообразных запретах, ссылаясь на догмат об иконопочитании, не утруждая себя чтением этого догмата, в котором на самом деле нет никаких конкретных указаний, как следует писать икону. В результате складывается совершенно дикое представление о церковном искусстве, как о тюремных веригах для художников. Светский художник в своей работе тоже опирается на какие-то законы, правила. Если он хочет добиться какого-то результата, он будет учитывать в своей работе законы цвета, композиции, ритма, пластики, будет думать о психологическом и эмоциональном воздействии. Для этого ему придётся учитывать особенности восприятия человеком тех или иных приёмов, цветовых или композиционных решений. Если он пишет портрет конкретного человека, он позаботится о том, чтобы портрет был похож или хотя бы узнаваем. Абсолютная свобода – это хаос. Любой творец будет опираться на законы, как на каркас, позволяющий ему построить новое произведение. Иконописный канон такой же каркас. Ещё это зримое выражение церковного опыта, предания, богословия. Творческая свобода нужна не для того, чтобы самовыражаться, а для того, чтобы показать миру Бога. И не обязательно это должна быть икона. Красота, многообразие божьего мира, красота и глубина человеческой души, гармония – всё это свидетельствует о Боге. Эпатаж, низменные страсти, мерзость запустения не дают ничего ни миру, ни человеку. Вся эта гадость только разрушает личность человека, убивает его, так же, как убивает грех. Самовыражение – это «ловушка беса» для современного человека. Что в мир может выплеснуть человек, у которого в душе нет ничего, кроме стремления к удовлетворению чисто животных страстей? Чем может поделиться человек, если душа пуста? Помните, как в Священном писании сказано: «От избытка сердца говорят уста»? Если сердце твое полно любви, то ты делишься с миром этой любовью. Если в сердце лишь нечистоты, что ты выльешь на голову несчастных зрителей?

Татьяна Чикина
Возможно ли развитие иконописного канона? И кто выносит суждение о границах канона?


Альфия Мещерова
Канон – это соответствие иконы литургической жизни церкви. Все, что входит в противоречие с этим – антиканонично. Поэтому, в отличие от некоторых современных иконописцев, я совершенно спокойно отношусь к иконам, написанным в реалистической манере, так как русская церковь и эту стилистику приняла. Но я вряд ли приму икону, написанную в стиле Мунка, или кубизма Пикассо, или в виде комиксов. Таинство Евхаристии неизменно. Так же и икона. Она в основе своей неизменна. Так же, как в первые века христианства, мы пишем образы святых, Богородицы, Спасителя. Мы соблюдаем принцип историчности, не одеваем святых первых веков в современную одежду. Не пишем пальм в пейзаже средней полосы. Стараемся, чтобы образ был узнаваем, желательно, чтобы было сходство с тем, кого изображаем. Однако, при всей неизменности основ икона меняется. Каждый народ, школа, время вносят свои коррективы. На смену резким, контрастным византийским иконам приходит мягкость, плавность линий московской школы. Появляется Дионисий с удлиненными пропорциями и тончайшим колоритом, который трудно представить у греков. Многодельный миниатюрный Палех, суровость письма северных школ. Перечислять можно долго. Современные иконы, написанные в греческом стиле, тоже никак не спутаешь с древними образцами. Современность наложила свой отпечаток на образы.

Татьяна Чикина
Как определить, что соответствует литургической жизни, а что нет?


Альфия Мещерова
Есть церковное предание, есть догматы православной церкви, есть творения святых отцов. Для того, чтобы понимать, соответствует ли икона всему этому, конечно, нужно это знать. Но самое главное, нужно самому пребывать в лоне церкви, жить этой жизнью. Когда Христос становится центром твоей жизни, тогда появляется внутреннее ощущение, что в эту жизнь вписывается, а что нет. При каких-то спорных моментах можно обратиться к священнику, епископу. Если из канона что-то выбилось, но получило распространение, вызвало широкую церковную дискуссию, то суждение о границах канона может вынести церковный собор. Так было с иконой Новозаветной Троицы, которую не принял Большой Московский собор 1553-1554 г. А в 1667 г. были запрещены другие иконы этого типа, например «Шестоднев», «Всевидящее Око». Эти иконы не соответствуют догмату о Троице и пытаются изобразить неизобразимое. Икона стала возможной именно потому, что Христос воплотился и пришел в этот мир реально. Я прошу обратить внимание, решение Соборов по самым разным вопросам появляется только как ответ на появившуюся проблему. Специально никто никаких запретов не создает. Есть еще решение Собора о запрете кресчатого нимба на иконе Троицы. Иных соборных запретов, касающихся икон, я не припомню. Есть рекомендации для иконописцев. Но все они не превышают евангельского обращения к любому христианину о том, каким он должен быть. Так что канон развивается и живёт вместе с Церковью. Церковь—живой организм, она меняется, но основа остается неизменной, так как основа церкви – это Христос.

Татьяна Чикина
Известно, что икона играет большую роль в богослужении. Можно ли сказать, что современная икона ведет к развитию (углублению) богослужения?


Альфия Мещерова
Икона помогает раскрытию богослужения. Так же, как классический пятиярусный русский иконостас раскрывает идею соборности и единства земной и небесной церкви. Господь необъятен, необъясним, бесконечен. Развиваясь, христианин углубляется в Бога. Постоянно причащаясь и читая Евангелие, человек открывает для себя новые грани. Чем глубже человек погружается в этот мир, тем богаче становится восприятие Бога и мира. Но вот парадокс, чем глубже и шире становится понимание Бога, тем статичнее ты сам. Святые отцы предпочитали уходить от мира, уединяясь в пустыне, келье. Отрешаясь от суеты, уходя в затвор, сосредотачивались на умной молитве. Именно она есть ключ к богопознанию. Икона, на мой взгляд, есть отражение этого процесса. Основное развитие иконы должно происходить в глубину. Именно глубина понимания Бога делает Троицу Рублева центральной иконой русского православия. А изменения, которые происходят с формой написания иконы – это некий ответ на то, что происходит с обществом и церковью в мире. Стилистические изменения помогают адаптировать образ для современника с одной стороны, и показывают духовное состояние церковного сообщества с другой.

Татьяна Чикина
Обычно иконы на Руси писали мужчины: монахи, тот же Андрей Рублёв. А это правильно, что женщина пишет иконы? По-вашему, лучшие иконописцы мужчины или женщины?


Альфия Мещерова
Очень распространённое заблуждение, что женщины не писали иконы. Это неправда. На Руси были женские монастыри, в которых были созданы иконописные мастерские, где монахини занимались иконописью. Например, в Дивеево. Но был еще способ создания икон, который использовался на Руси повсеместно и использовался именно девушками, женщинами. Искусство лицевого шитья на Русь пришло из Византии и получило широкое распространение. Вышивальные мастерские существовали при женских монастырях. Вышивкой занимались в каждом более-менее состоятельном доме. Иконы вышивали боярыни, княгини и царицы. Они занимались шитьем и вышивкой облачений для священников, облачениями для престола и жертвенника, вышивали «воздухи» и «покровцы» для богослужебных сосудов, всевозможные пелены, хоругви, иконы для митр и т.д. Лицевое шитье – та же икона, священное изображение, только не на доске, а на ткани, созданное не красками, а цветными нитями. Не вижу принципиальной разницы между иконой шитой и иконой, созданной каким-либо иным материалом.
Если женщины получают хорошее художественное или иконописное образование, почему не посвятить свое время, талант и профессионализм служению Богу?
Кто лучше пишет? На мой взгляд, Господь даёт талант, не взирая на половую принадлежность. Всё зависит от того, как этот талант будут развивать. Обычно, женщины лучше чувствуют цвет, а мужчины лучше владеют рисунком, интереснее, острее компонуют. Хотя бывает по-разному. В любом случае, профессионализм зависит от трудоспособности, и не важно, мужчина ты или женщина. И главное: самые хорошие иконописцы не те, кто лучше кисточку держат или самую точную линию ведут, а те, кто больше Богу открыт. Андрей Рублёв нас поражает не только потому, что он был очень умелым и талантливым художником, хотя он, несомненно, обладал невероятно высоким профессиональным уровнем. В иконах Рублёва есть ощущение его присутствия при разговоре, который происходит в «Троице». Его Троица – рассказ очевидца. Господь ему открывался. А это – результат духовной жизни: богообщения, поста, глубокой умной молитвы, аскезы. Большая часть успеха иконописца – это его внутренняя, духовная жизнь. Без этой составляющей иконописец будет «хромым». Иногда можно встретить иконописцев, мягко говоря, неверующих. Мне, к примеру, перед иконами, написанными такими мастерами, очень тяжело молиться. Пытаешься увидеть лик, а видишь лишь лицо. И ладно если бы лицо, а то ведь иной раз кукла Барби вместо лика проявляется. Ведь икона может либо помогать молитве, либо мешать. Причем, если икона написана не очень умело, это еще не значит, что она будет мешать молитве. Она может быть выполнена с такой любовью и верой во Христа, что от неё исходит теплота и молитва идёт легко.

Татьяна Чикина
Какие иконописные образы Вам особенно близки, и к которым Вы часто обращаетесь в своей работе иконописца?


Альфия Мещерова
Я люблю хорошие иконы, написанные профессионально, но с верой, трепетом и любовью. Это может быть Палехская или Строгановская икона, икона реалистического письма. Неважно, какая школа, главное, чтобы на иконе мы видели Образ, а не «образину». Мне нравятся византийские иконы, нравятся иконы Московской школы XV-XVI веков. Естественно, Рублев, Дионисий. Сказать, что кто-то близок особенно, не могу. Они все красивы, все благотворно влияют на душу. Нравятся некоторые современные греческие росписи. Нравятся и некоторые современные русские иконописцы. Чаще всего в работе использую именно образцы византийского искусства и московской школы, но тут многое зависит от поставленных заказчиком задач.

Татьяна Чикина
Приходилось ли Вам самой создавать иконографию Святых?


Альфия Мещерова
Иконографию создавать приходилось. Часто заказывают иконы святых, о которых известно только имя. Или иконы новопрославленных святых. Наиболее сложные с точки зрения иконографии иконы, которые я разрабатывала, это икона Новомучеников российских и икона святых Царственных мучеников. Сейчас работаю над очень сложной иконой Всех Святых. Там тоже моя иконография. Когда она будет готова – одному Богу ведомо, на ней более 700 святых. В любом случае, я стараюсь не копировать образцы, а делать рисунок и композицию самостоятельно, конечно, если заказчик не требует точной копии.

Татьяна Чикина
Как можно словами описать иконописный стиль Альфии Мещеровой?


Альфия Мещерова
Мои иконы достаточно узнаваемы, то есть какой-то свой стиль у меня все-таки есть. У икон византийских и греческих я учусь рисунку и композиции. У русских икон XVI – XVII веков – пластике и тонкости колорита. Не люблю мрачные цветовые сочетания, не делаю слишком строгих или суровых ликов. Люблю использовать лессировки. У меня своеобразная манера разделки одежд, которую иногда поругивают коллеги, называя модернистской. На мой взгляд, большинство моих икон жизнерадостны по цвету и состоянию.

Татьяна Чикина
Может быть, есть особые секреты: профессиональные, технологические?


Альфия Мещерова
Секретов нет. Я противница каких- либо секретов в работе иконописца. По-моему, скрывать знания от коллег недостойно звания иконописца. Поэтому когда ко мне обращаются за консультациями, всегда всё показываю, рассказываю, описываю, если консультирую в Интернете, пишу длинные и подробные письма. Пришлось даже написать несколько статей-инструкций, чтобы не повторять каждый раз одно и то же.

Татьяна Чикина
Выше Вы упомянули, что помимо писания икон, Вы занимаетесь и их реставрацией. С какими трудностями Вам приходилось встречаться при реставрации? Какие иконы Вам приходилось реставрировать? Расскажите об этом.


Альфия Мещерова
Трудностей много. Этот труд требует большого терпения, внимания, усидчивости. Чаще всего приносят иконы XIX, начала XX века. Довольно много «подокладниц», «краснушек», литографий, на металле, бумажных икон, их я тоже привожу в порядок. С ними, как правило, никто возиться не хочет, а мне их жалко. Бывают и хорошие, качественно написанные иконы. Несколько раз приносили иконы XVIII века. Но это редкость. Реставрировала Палехские иконы. Довольно часто попадаются иконы из Холуя. Один раз пришлось делать замену доски. Я бы не взялась, но мне сказали, что если я не сделаю, икону сожгут. Пришлось идти на поклон к реставраторам, узнавать технологию переноса изображения на новую доску. Однажды принесли икону редко встречающегося сюжета – Христос, благословляющий детей. Образ был в жутком состоянии. Его купили на барахолке. Кто-то закрасил икону акрилом прямо по непроклеенному, неукрепленному левкасу. Я ее чистила полгода. Под толстым слоем акрила обнаружился достойно написанный образ в реалистической манере. Совсем недавно привела в порядок очень красивый образ Богородицы, написанный в стиле модерн, его принесли из Николо-Богоявленского собора. Была расколота доска и сильно осыпался орнамент. Сама икона почти не пострадала. Орнамент я восстановила. Уверена, что любой музей бы порадовался такому приобретению. Явно, писал икону очень хороший мастер.
В последнее время очень редко приносят иконы в хорошем или приличном состоянии. Всё чаще – в ужасном состоянии. И, к сожалению, закрашенные толстым слоем акрила. Это сейчас так «реставрируют» иконы некоторые иконописцы. Почему-то у некоторых моих коллег совершенно нет уважения к чужому труду, к тому, что делали наши предки. А ведь уровень мастерства, иной раз, бывает совершенно несопоставимым. Даже простенькие «краснушки-подокладницы» написаны так, как эти горе-мастера еще очень долго не смогут. Однако им хватает наглости закрашивать их своей мазней. Есть еще одна беда. Приносит человек икону и со слезами рассказывает, что иконописец, к которому он обратился за помощью, порекомендовал её сжечь, а это память о родителях. И ведь работы не так много бывает. Осыпалось процентов 20, еще 20% дыбом стоит, но ведь с этим можно работать. Пару лет назад мне рассказали, как в одном псковском храме сожгли большую икону XVI века только потому, что доску сильно «побил» жучок. А само изображение сохранилось хорошо, но на замену доски денег не было, и икону просто сожгли. И это, к сожалению, случай далеко не единичный. В одном из монастырей Тверской епархии разом сожгли несколько десятков икон. Не было денег на их реставрацию. Иконы хранили в сыром помещении, в результате – грибок. Их еще можно было бы спасти, но, решили не возиться. Я когда слышу подобные истории, всё время вспоминаю «Легенду о манкурте» Чингиза Айтматова.

Татьяна Чикина
Да…раб-манкурт Жоламан, убивший свою мать… Поэтому реставрация икон, кроме тяжёлого и кропотливого труда, сохранения богатейшего художественного наследия, в первую очередь, есть сохранение национальной памяти народа. Приходилось ли Вам реставрировать иконы из музеев?


Альфия Мещерова
Нет, я работаю только с иконами из храмов и с иконами, которые люди хранят у себя дома. Меня музейные реставраторы не особо жалуют, ведь церковная реставрация все-таки отличается от музейной. Если утрачен лик, я его допишу, а не сделаю приблизительную тонировку. Для христианина икона, прежде всего образ Божий, а не памятник. А образ Божий должен быть цельным. Конечно, я ничего не переписываю, сохраняю всё, что можно сохранить. Но если осыпался орнамент, я его восстановлю. Если утрачена позолота, я её тоже чаще всего восстанавливаю по просьбе владельцев икон, но стараюсь уговорить на твореное золото. Подглядела интересный прием у греческих реставраторов, они для восстановления позолоты используют именно твореное золото, которое наносят штрихом.

Татьяна Чикина
Какие иконы и для каких храмов Вы написали?

Альфия Мещерова
Я написала около 600 икон, но точную цифру не назову. Иконостас в церкви Иосафа Белгородского в посёлке Парголово. Мой проект и разработка рисунков для резьбы. Иконы написаны совместно с Анной Ивониной. В этом же храме несколько икон моего письма и запрестольный образ. Церковь Сергия Радонежского в Сертолово – проект иконостаса, рисунки в размер для резьбы. Иконы писали иконописцы из Выборга. Мной в этот храм написаны остальные иконы, там что-то около трёх десятков икон, в том числе запрестольный образ. Проект иконостаса для небольшой церкви в честь Сергия Радонежского на территории военной части в Сертолово. Иконы и тябла сделаны с помощью цифровой печати. Все рисунки для орнаментов тябл тоже разрабатывала я. Компьютерная поддержка Сергея Лосева. Проект иконостаса для церкви в честь иконы Божьей Матери «Всех скорбящих радость» (левый придел) в Твери. Мной написана часть икон иконостаса и несколько храмовых. Проект иконостаса для церкви в честь преподобного Сергия Радонежского при онкологическом центре в поселке Песочный. Иконы для храма тоже мной написаны, там уже около двух десятков, в том числе запрестольный образ. Есть проект росписи для часовни в Грузино, но он так и не осуществлен. Мои иконы находятся в двух храмах Германии, в Спасо-Парголовской церкви Санкт-Петербурга, в Дивеевском монастыре, в храмах Казани, Твери, Калуги, Воронежа, Калининграда, Крыма, в Сибири, на Дальнем Востоке, в Беларуси. В частных собраниях в Италии, Норвегии, Германии, Голландии, в Москве, в Санкт-Петербурге, Твери. Шесть небольших икон купил Оззи Осборн. География обширная, я не всегда записываю, куда именно отправилась икона. Есть публикации. Каталог Божий храм 2009-2016. В каждом выпуске. Альбом «Современная православная икона Санкт-Петербурга», 2003 г., альбом «Образ Божий. Иконопись. Стенопись. Мозаика», 2009 г., каталог «Российское искусство», 2012 г. «Храм во имя святителя Иосафа Белгородского в Парголово» 2015 г.

Татьяна Чикина
Легендарный Оззи Осборн! Вы с ним знакомы? Увлекаетесь хард-роком?

Альфия Мещерова
Нет, с Оззи Осборном я не знакома. Он купил несколько моих икон в галерее «Русская икона», когда был с женой в Петербурге. Мне девочки-продавщицы рассказали. А я тогда и не знала, кто это такой. Потом в Интернете поинтересовалась. Хард-рок мне нравится сочетанием блюзовой нежности, печали, и брутальности. Не могу сказать, что слушаю рок часто, но если слушаю, то, в основном, предпочитаю классикурока. DeepPurple, Queen, TheRollingStones, LedZepptlin. Оззи я после этого случая тоже послушала. Музыкально мне это понравилось. Так как английского я не знаю, то ничего по поводу смыслового наполнения сказать не могу. Но западные группы я все-таки предпочитаю слушать, а не смотреть видео. Слишком много провокационного, особенно у Оззи Осборна. Недавно наткнулась на интересные группы из Ирана и Индии, играющие металл. Люблю русский рок. Под настроение слушаю Шевчука (ДДТ), Кипелова (Ария), Кинчева (Алиса), Цоя (Кино), Ольгу Кормухину, Сплин, Пикник. Хотя предпочитаю все-таки классическую музыку: Вивальди, Моцарт, Бах, Россини, Альбинони Чайковский, Брамс.

Татьяна Чикина
Бывали случаи чудес с Вашими иконами?


Аьфия Мещерова
Да, были несколько раз. Некоторые иконы мироточили когда мы строили храм в Сертолово. Видимо, Господь таким образом поддержал нас. Тогда много трудностей было. Еще был случай с иконой Святых Царственных мучеников. Эту икону я везла в Москву, чтобы передать заказчице, но по пути я заезжала в Тверь по делам. И вот в Твери, по неосторожности, поцарапала икону, на полях остался большой глубокий след. Не могу передать, какой ужас меня тогда охватил. Мне пришлось бы ехать к кому-то из иконописцев просить краску, заниматься реставрацией, потом всё это еще нужно было бы покрыть, высушить. А времени на всё про всё – один вечер. Моя знакомая Эмилия, которая должна была отвезти икону в Казань, в Москве тоже была проездом. Всё было очень сложно. Когда я развернула икону уже дома у моих знакомых, я на пару минут потеряла дар речи. Царапина исчезла сама собой. Был случай, когда нужно было срочно написать икону новомученика Алексея Бенеманского ко дню прославления, но во время работы вдруг весь левкас пошел трещинами. Менять его времени уже не было. Помолилась святому, попросила прощения и стала писать на том, что есть. А когда икону написала и покрыла, все трещины исчезли, хотя обычно олифа проявляет даже еле заметный кракелюр.

Татьяна Чикина
Чем процесс написания иконы отличается от процесса написания картины?

Альфия Мещерова
Я всегда очень любила писать, работать маслом. Причём мне нравился весь процесс работы над картиной. Начиная от таскания тяжеленного этюдника, заканчивая мытьём кисточек. Я была абсолютно счастлива, когда училась в Академии. Даже когда ничего не получалось. Для меня живопись – это релаксация, отдых. Когда удается выкроить свободное время для того, чтобы написать какие-нибудь цветочки, пейзаж – я отдыхаю, получаю удовольствие. А икона – это служение. Служение редко бывает приятным. Труд, труд и еще раз труд. Через «не могу», «не хочу», «я болею», через «как меня всё достало». Кроме того, чисто технологически процесс сильно отличается. Художник сделал набросок, этюд, взял холст, наметил рисунок, накидал на холст краски и всё, картина готова. Многие этим и ограничиваются. Иногда используются какие-то приёмы технические, которые усложняют живописную поверхность холста. Но это не сопоставимо с технологической сложностью иконы. Сначала столяр должен сделать доску. Хорошего столяра-досочника найти невероятно сложно. Очень мало хороших специалистов. Потом эту доску нужно проклеить, приклеить паволоку, залевкасить, предварительно сварив клей и левкас. Если на холст кладут один слой грунта, то для иконы нужно положить много слоёв, чтобы общая толщина левкаса была хотя бы 1.5-2 мм. Если ошибёшься, то левкас может осыпаться, растрескаться, может не держать олифу и т.д. Затем нужно растереть пигменты, потому что не все пигменты растерты до нужной тонкости, приготовить яичную эмульсию, смешать пигменты с эмульсией. При этом нужно учитывать химическую совместимость, и самому быть осторожным, так как есть пигменты, опасные для здоровья. Нужно сделать рисунок, очень тщательный и точный, так как исправить ничего будет нельзя. Прографить, если готовишь икону под позолоту. Процесс подготовки под позолоту тоже не простой. Занимает несколько дней. После этого золотишь, если умеешь, конечно. Зачищаешь лишнее золото. Только после этого начинаешь писать. Но и тут всё непросто. Яичная темпера не терпит суеты. Чтобы набрать нужный цвет и тон, нужно положить много слоев, так как наши краски почти все прозрачны. Бывает и 20, и 50, и 100 слоев. При работе с цветом нужно соблюдать последовательность работы, и не потому, что так канонично. А просто потому, что технологично. После того, как икону ты наконец-то написал, положил инакопь (золотые лучики на одеждах, в пейзаже, золотой орнамент), что тоже весьма не просто, икону нужно покрыть. И в этом процессе масса тонкостей, так как обычный лак использовать нельзя, если не хочешь погубить свой труд. На покрытие у меня уходит минимум 3-4 дня. Каждый этап требует знаний, внимания, точности, собранности, усидчивости, сосредоточенности. Каждый этап – это ремесло, технология, плюс немного творчества. При этом, начиная работу, ты должен достаточно ясно представлять, что должно получиться в результате. Бывает очень обидно, когда ты всё сделал, выложился, а доска взяла и треснула. Или лак начал как-то не так взаимодействовать с красками. Или прихожане зацеловали, затерли изображение, уронили на него свечку, поцарапали. Свежая яичная темпера краска нежная, повредить её не сложно. Я регулярно занимаюсь в храме реставрацией свеженаписанных икон.

Татьяна Чикина
Должна ли новая икона проходить какой-либо церковный обряд, прежде чем стать иконой? Икону освящают? Когда икона находится в частных руках, она должна быть освящённой?


Альфия Мещерова
Впервые чин освящения икон зафиксирован в требнике Петра Могилы в XVII веке. Но до XVII века на Руси, так же, как и в греческой церкви, такого чина не было. Считалось, что икона, написанная верующим иконописцем в соответствии с каноном, не нуждается в освящении. Но сейчас традиция освящения иконы в церкви уже укоренилась, поэтому иконы освящаются в храме священником. Перед иконой читаются специальные молитвы, и она окропляется святой водой. Освящают все иконы. И те, что находятся в храме и те, что находятся в частных руках.