https://pravoslavie.ru/145585.html

Иконописец Лариса Гачева приехала в Дивеево в 1991-м году делать дипломную работу (она училась в Московском художественном училище памяти 1905 года). И поняла, что хочет свою жизнь посвятить работе для Церкви. Она впервые писала Царскую семью, когда Царственные страстотерпцы еще не были прославлены в лике святых. Сейчас Лариса Гачева – доцент Кафедры монументального искусства и руководитель художественной мастерской Факультета церковных художеств Православного Свято-Тихоновского Гуманитарного Университета, автор множества монументальных церковных росписей икон.

В интервью «Православию.ру» она рассказала о том, как создаются образы, как рождается новая иконография и чему нужно учить будущих иконописцев.

 Когда создается новое

– Вы писали Царственных страстотерпцев. Как работали над образами?

– Я писала их образы 4 раза. Первый раз это была еще моя дипломная работа в Суриковском институте – роспись домовой церкви Свято-Дмитриевского сестричества. (ил 04) Царская семья еще не была прославлена, но все предполагали, что это случится, поэтому я оставляла места, чтобы можно было потом пририсовать нимбы. В то время было еще очень мало материалов, на которые можно было бы опереться в работе, мы очень мало знали. Стилистически я ориентировалась на росписи Благовещенского собора Московского Кремля.

Следующая работа – икона в больничный храм Святого царевича Димитрия при 1-й Градской больнице, прихожанкой которого я являюсь. Храму много помогали, делали пожертвования потомки белых офицеров-эмигрантов, которые очень почитали Царя- страстотерпца. Они хотели увековечить его память в Европе, напечатали медали, на которых с одной стороны – изображение Николая II, с другой – его слова: «У меня более чем предчувствие, что я обречен на страшные испытания и что я не буду вознагражден за них на этом свете».

Медали предполагалось продавать среди эмигрантов, чтобы потом на эти деньги поставить памятник Царю-страстотерпцу. Но началась Вторая мировая, и в место, где эти медали хранились, попала бомба. Сохранились всего две медали, и одна из них – у той самой женщины, которая нам помогала. Когда Царскую семью прославили в лике святых, она сказала, что лучшим памятником будет написать икону. Именно эту икону я и сподобилась написать.

Настоятель нашего храма, владыка Пантелеимон (тогда – отец Аркадий Шатов), вместе с ректором ПСТГУ отцом Владимиром Воробьёвым, отцом Александром Салтыковым, деканом факультета церковных художеств ПСТГУ, были в Екатеринбурге, когда там сносили дом Ипатьева, в котором были убиты члены Царской семьи. Каждый из священников взял себе по кирпичу.

По благословению отца Аркадия, мы решили сделать мемориальный комплекс в храме Царевича Димитрия – в стену храма вмуровать кирпич так, чтобы был виден его торец, а над ним разместить киот с иконой, в который будут вставлены копии тех самых медалей.

Еще раз я писала Царскую семью в Знаменском храме на территории Первой Градской больницы, мы работали там с коллегой и подругой Светланой Васютиной. Она руководила росписями, я – созданием иконостаса. В росписи храма на западной стене южного нефа располагается икона Владимирской Божьей Матери с предстоящими древнерусскими святыми, а в северном нефе симметрично – икона Державной Божьей Матери, и перед ней – святые, новомученники и подвижники XX века. Среди святых – изображена Царская семья. Эскиз композиции делала Светлана, а Царскую семью писала я, в стилистике палеологовского искусства, которая была выбрана для росписи всего храма.

Соборная палата Московского епархиального дома, главное здание ПСТГУ.

Роспись арки – Гачева Л.Г., иконостас – художественная мастерская ПСТГУ

– Расскажите, как происходит создание новой иконографии?

– Здесь можно говорить о нескольких направлениях. Много святых, мучеников, пострадавших в прошлом веке, было прославлено в лике святых. Сейчас есть большая потребность в написании икон Новомученников, когда за основу берутся их фотографии. В принципе, людям с академическим образованием это не то чтобы очень сложно – нас учили чувствовать и передавать живую форму. Но здесь есть другая сторона: икона – это не вполне живоподобный образ, у нее есть свой особый, во многом символический язык, на который надо перевести умение сделать образ похожим, узнаваемым.

Икона – это не вполне живоподобный образ, у нее есть свой особый, во многом символический язык

Даже когда приходилось писать образы Новомучеников в академическом стиле (как это было, когда я расписывала медальоны Соборной палаты Московского Епархиального дома, главного здания ПСТГУ)¸ я использовала и некоторые иконописные приемы.

Если говорить о новой иконографии, как о создании новых композиций, – таких, как, например, иконография Соборов святых, явлений Божьей Матери, или изображение жития святого, когда нужно разработать сюжеты его жизни, – то это всегда очень сложный творческий процесс. Здесь надо начинать, как и в создании проектов росписи храма или иконостаса, с большого количества вариантов, эскизов, выбирать, пробовать, советоваться со священноначалием, при необходимости обращаться к членам Экспертного совета по церковному искусству, архитектуре и реставрации при Московской Патриархии или в епархиальные комиссии по канонизации, поскольку бывает, что эти комиссии поручают разработку новых иконографий, и они же согласовывают и утверждают ее. Сейчас, например, в нашей мастерской разрабатывается икона Богородицы Свято-Крестовская, которая отражает явление Богородицы в молении у Креста Господня во время террористического акта Шамиля Басаева в Буденновске в 1995-м г.

Бывает, что новую иконографию полностью создают и сами художники, и вопрос в том, принимает ли ее Церковь или нет. Мне кажется, что церковный художник, создавая новый образ, все-таки должен советоваться с духовенством.

– Какие из новых иконографий, которые сейчас появились, вам не близки?

– Например, обсуждаемая иконография иконы, на которой изображен Спаситель, положивший голову на колени Божьей Матери, – так называемая «Матерь смирения». Или, например, икона Божьей Матери «Чаша терпения», на которой Богородица держит чашу. Не все духовенство согласно с этим образом, всё-таки чаша – атрибут Христа, хотя в одной из епархий такой образ был признан чудотворным.

Сегодня вызывают болезненные споры даже не столько новые иконографии, сколько модернистские решения церковного образа, которые ограничиваются острыми формальными поисками. Назвать иконой, сакральным образом получившееся в итоге этих поисков тоже оказывается не всегда возможным.

Не так давно был представлен такой художественный проект «После иконы», и у нас разразилась активная полемика с его участниками. Я очень внимательно пыталась разобраться, что из представленных работ этого проекта допустимо в рамках светского христианского искусства и вполне может экспонироваться на светских выставочных площадках (при этом не становясь молитвенным церковным образом), что неприемлемо, как явное кощунство, а что – просто непрофессионально...

– Вы очень много занимались оформлением храмов при различных социальных учреждениях. Почему? Есть какие-то особенности оформления таких храмов?

– В 1991-м году, в Дивеево, в самом начале своего воцерковления, я познакомилась с девушкой, своей ровесницей, она спустя полгода привела меня в храм Святого благоверного царевича Димитрия при 1-й Градской больнице. Тогда я искала, в какой храм мне ходить, поскольку поняла, что верующий человек, каким я была с детства, должен быть в Церкви, должен найти себе духовника, стать прихожанином. Помню, как меня потрясла атмосфера храма Царевича Димитрия. Хотя, казалось бы, он достаточно поздний, эпохи классицизма, ротонда (в основе плана – круг), построенный архитектором Матвеем Казаковым. Но, оказавшись там на службе, я сразу почувствовала себя внутри круга, внутри общины, все богослужение было хорошо слышно, а для меня тогда было очень важно разобраться в богослужении. Настоятелем там был протоиерей Аркадий Шатов, нынешний епископ Пантелеимон, глава Синодального отдела по церковной благотворительности и социальному служению Русской Православной Церкви. Я стала исповедоваться у него, и стала прихожанкой этого храма, а там – сестричество, служба «Милосердие», и оказалось, что и моя профессия художника может участвовать в том служении, которым занимается большая часть прихожан во главе с настоятелем.

Тогда было время, когда открывалось много храмов в социальных учреждениях – в детских домах, богадельнях, больницах. Нередко под храм выделялась просто отдельная комната, холл, и нужно было приспособить и организовать это пространство как храмовое. Мне много довелось делать таких проектов.

Первоочередная задача, когда ты создаешь сакральное пространство из светского помещения, – выделить зону алтаря и оградить ее иконостасом. Важно, чтобы в этом пространстве можно было служить литургию. Иконостас в таких случаях мог быть очень сложной формы, опять же, в зависимости от пространства, нам приходилось делать иконостас и трапециевидной формы, и с ориентацией на угол помещения.

Иногда иконы в иконостас, в пространство храма не было возможности писать, и приходилось подбирать примеры из древних образцов, распечатывать постеры, где-то удавалось написать иконы, а иногда и сделать росписи. Хотя понятно, что в таком небольшом пространстве невозможно сделать полноценную программу росписи, необходимо очень индивидуальное, почти «эксклюзивное» решение.

Так, в Свято-Софийском детском доме для детей-инвалидов мы сделали и иконостас, и росписи, хотя архитектурное пространство было очень сложное, приходилось в архитектуре пропускать одни и выделять другие изобразительные зоны, искать смысловые и композиционные акценты, использовать светлые фоны.

• < Prev
• Next >