Дипломная работа из Дивеева

– Многие студенты мастерской Евгения Николаевича Максимова в Суриковском институте пришли к вере именно во время учебы. Как было у вас?

– Когда я родилась в 1972-м году, мои родители, философы (Георгий Гачев и Светлана Семенова – Ред.), проходили через кризис семейных отношений и чуть не развелись. Но в итоге папа пришел к маме с предложением, что он не может справиться со злом в себе, и нам всей семьей необходимо креститься. Родители, моя старшая сестра Анастасия и я крестились на дому известного заштатного священника протоиерея Николая Педашенко. Так что я росла со знанием, что Бог есть, носила крестик, в доме стояли иконы, которые я закрывала, когда приходили школьные друзья. Когда болела, папа читал мне вслух Евангелие. Мое взросление происходило в христианских ценностях, но я была нецерковным человеком.

Мое взросление происходило в христианских ценностях, но я была нецерковным человеком

Помню, как в детстве из большого альбома я срисовывала образ Божьей Матери «Одигитрия» Дионисия. Думаю, рисунок можно отыскать в папиных архивах – он хранил его.

В 1991-м году, когда я уже училась в художественном училище 1905 года, произошло второе обретение мощей преподобного Серафима Саровского, должен был пройти крестный ход с мощами преподобного из Москвы в Дивеево. У меня как раз был преддипломный год, и за поисками материала для дипломной работы я решила отправиться с этюдником в Дивеево. Мне, верующей, но совершенно нецерковной девочке из интеллигентной семьи, казалось, что я встретилась с коринской «Русью уходящей». Я прожила там месяц, ходила вместе со всеми в храм, общалась с людьми, приехавшими туда, которые пронесли веру в годы гонений, что-то для себя открывала, читала духовные книги, книгу отца Александра Шмемана про литургию – и постепенно воцерковлялась. Я писала там этюды, рисовала с натуры паломников, и даже упросила схимонахиню Маргариту – последнюю монахиню, оставшуюся в живых из дореволюционного Дивеевского монастыря – разрешить нарисовать ее. Дипломную работу в училище сделала на тему Дивеева и назвала ее стихом из псалма – «Блаженны живущие в дому Твоем» (Пс. 83 1, 5).

После училища я уже сознательно поступала в Суриковский институт на монументальное отделение, чтобы расписывать храмы. И Господь осуществил мою мечту, я работаю для Церкви.

Храм иконы Богородицы «Знамение» при 1-й ГКБ им. Пирогова.

Роспись: Васютина С.В, иконостас: Гачева Л.Г.

Я постоянно думаю, что мы, мое поколение, – счастливые люди. Наша молодость совпала со временем возрождения Церкви, и мы могли ей послужить. Со мной на одном курсе и в монументальной мастерской учились замечательные люди – Игорь и Наташа Самолыго, Светлана Васютина, Ирина Дворникова, Дмитрий Репин, – каждый из которых своим путем пришел к вере. Благодаря нашему учителю Евгению Николаевичу Максимову мы осваивали профессиональные навыки и открывали для себя церковное монументальное искусство именно как художники.

– Как вы изучали богословие иконы, ведь специальных предметов, как, например, сегодня изучают студенты в ПСТГУ, не было?

– Мы многое получали на курсе истории древнерусского искусства, который читал Николай Николаевич Третьяков, нам неплохо читали византийское искусство, кроме того, мы ходили на лекции к византологу Ольге Сигизмундовне Поповой в МГУ, много читали сами. Нам очень помог в этом смысле и Евгений Николаевич. Он – настоящий педагог, подводил нас к тому, чтобы мы сами анализировали памятники христианского искусства. Мы смотрели, изучали, как произведения церковного искусства созданы с формальной точки зрения, какие использованы композиционные принципы, разбирались, какие смыслы заложены в них через каноническую иконографию. То есть на практике осваивали теоретические представления о каноне, об иконографии.

Из 11 дипломных работ у нас на курсе 5 или 6 было именно церковных.

В нашем искусстве нельзя начинать в одиночку, и так получилось, что мы всей «командой» друзей-единомышленников, сложившейся в Суриковском институте, после его окончания начали не только работать вместе, но и стали преподавателями на монументальном отделении Факультета церковных художеств в ПСТГУ.

– Как-то приходится перестраиваться, когда вы делаете роспись на стене или когда на доске пишете икону?

– Я бы сказала не «перестраиваться», а просто использовать разные приемы. Работа на стене – это восприятие всегда с большого расстояния, другой масштаб и немного другой язык с формальной точки зрения. В монументальной росписи нужно сделать меньше шагов-прописей, она не предполагает многослойной работы над образом, «в глубину», художественные приемы рассчитаны на то, чтобы образ считывался с расстояния. А икона – станковое произведение, при ее создании можно использовать долгое многослойное письмо лессировками. Но все-таки и монументальная церковная живопись, и икона – это об одном, единая традиция.

– Какие представления о работе церковного художника у вас были в юности и как они изменились?

– Когда к нам сегодня поступают девочки, мы их пытаемся даже отговаривать, объяснять, что работа художника-монументалиста – физически тяжелая, грозит сорванными спинами, много времени придется проводить на лесах, в совсем не комфортных условиях и так далее.

Но они отвечают, что все равно хотят быть монументалистами. И мы были такими же.

Когда я поступала, была уверена: я буду расписывать храмы сама, полностью. Это потом ты понимаешь, что расписать храм в одиночку нельзя, и тебе нужно учиться работать в бригаде, привыкать к этому. Сначала для нас всех это было непросто. Говорят, что христиане, как камушки, притираются друг к другу, – в художественной работе получается то же самое. Когда ты работаешь в бригаде, необходимо учиться смиряться, даже отказываться от своих художественных вкусов, учиться слушать другого. Это непростой труд, и с духовной точки зрения, и с профессиональной. И все это далеко от той юношеской эйфории.

Когда ты работаешь в бригаде, необходимо учиться смиряться, даже отказываться от своих художественных вкусов, учиться слушать другого

С другой стороны, я все-таки проектирую и участвую в росписях храмов, пишу иконы – работаю для Церкви. Так что, повторю, я – счастливый человек, поскольку занимаюсь тем, о чем мечтала, и к чему стремилась...

Когда я училась в Суриковском институте, чувствовала некое раздвоение: я приходила в храм, а потом мне надо было идти на учебу, в светский вуз…

А сейчас такого раздвоения, мне кажется, уже нет: моя жизнь цельна и полностью связана с Церковью. Даже если я занимаюсь светской живописью – могу где-нибудь в дороге написать этюд, сделать зарисовку, но это – эпизодически, моя главная деятельность связана с церковным искусством, я – член церковной общины, живу литургической жизнью. Правда, сейчас я еще и руковожу мастерской, и много сил уходит на какие-то административные дела, и вот ты думаешь, что жалко на них тратить время, лучше бы сидела, рисовала. Но мой духовник говорит, что такая административная работа – мое послушание, которое надо претерпеть.

• < Prev
• Next >