«Икона сама вас научит»

– А когда наступил тот момент, что вы сделали шаг вперед, уже понимая сущность иконы, и смогли идти чуть дальше копирования образцов?

– Мой преподаватель – Анатолий Валерьевич Алешин – на первом занятии, познакомившись с нами, сказал: «Ребята, я для вас буду просто старшим другом, старшим братом, а научит вас всему сама икона». Мне эти слова запомнились, хотя поначалу воспринимались как-то отвлеченно.

Казалось, что надо просто копировать, быть поближе к образцам… А потом я понял для себя такую вещь: человек – трехсоставен, у него есть телесность, душевность и духовность. И видение на разных ступенях – свое: человек может смотреть, видеть и – созерцать. То есть можно смотреть, но не видеть и не созерцать; для высшего духовного состояния достаточно только созерцания, ему даже не обязательно видеть и смотреть… А икона призывает именно к созерцанию, но для этого сначала нужно увидеть красоту живописи. Красота – в глазах смотрящего, как говорили древние.

Икона призывает именно к созерцанию, но для этого сначала нужно увидеть красоту живописи

В иконе – все то же самое. Когда я по-настоящему встретился с красотой иконы, она меня покорила: это искусство приближено к высшей стадии – к духовному, оно требует напряжения сил. Светская живопись – душевное искусство; глядя на работы художников, мы можем испытывать лирические чувства, наслаждаться до сентиментальности при осмыслении и восприятии пейзажа тонкостями колорита и так далее, но все это – на уровне ощущений, здесь нет момента предстояния перед образом, нет высокой духовной напряженности.

Каждый человек все равно по-разному подходит к иконе «Троица» Рублева и к пейзажам Левитана. Специально привожу мастера такого высокого уровня: Левитан – великий пейзажист, в своих работах он отражает красоту Божиего мира и даже отчасти – отблеск великой красоты Бога как Творца, но все-таки это – душевное искусство.

Мне кажется, для того чтобы помочь иконописцам стремиться именно к идеалу духовному в своем искусстве, сформировался особый язык иконы, постепенно иконопись развивалась в русле богословия.

– Какие были страхи, когда вы делали свои первые, не ученические иконы?

– Всегда чувствовалась и чувствуется ответственность. Но ответственность не бывает без любви, а любовь упраздняет все страхи, когда ты вовлечен в этот процесс, создаешь что-то с любовью, с благоговением, с чувством ответственности. Страх ошибиться – он в чем может быть? В принципе, нас научили главному: икона – это богословие в красках. Икона должна отражать православное учение и не должна отвлекать от молитвы. Икона должна быть не ремесленной поделкой, а произведением искусства. У художника-иконописца много общего с музыкантом. Мы словно в большом оркестре звучим в какой-то общей симфонии, но каждый играет в меру своего мастерства, своих особенностей. Кто-то, бывает, звучит лучше, кто-то хуже, кто-то громче, кто-то потише.

– Как происходит поиск нужного образа?

– В русском языке мы понимаем икону именно как моленный образ, а в греческом языке это слово имеет чуть ли не пять значений, в том числе икона как видение, как образ… Иконописцу, кроме прочего, как раз нужно и показать свое в идение, свое отношение к святому, которого он пишет.

Если говорить с технически-художественной точки зрения, то сначала создается композиционный образ, потом образ в рисунке, живописный образ, потом образ света и цвета. Сложение всего этого и создает в совокупности цельный образ иконы.

Самое главное в иконе – это, конечно, лик. Иконописцу важно помнить, что икона – это все-таки окно в духовный мир, мир света без теней. В какой-то мере, мне кажется, мы передаем духовный, мистический опыт Церкви, хотя, конечно, не обладаем таким видением, как древние иконописцы. Искусство преподобного Андрея Рублева тесно связано с исихазмом, с глубокой духовной жизнью. У нас, естественно, нет такого опыта в идения Фаворского света – того, о чем писал святитель Григорий Палама и что выразилось в творчестве великих иконописцев. А мы – доверяем этому опыту, он – как часть Священного Предания.

Речь именно о главном в иконе, о принципах. Что же касается стилистики… Часто говорят, что стиль – это и есть канон. Но если мы посмотрим историю иконописи, увидим такое стилистическое многообразие: скажем, иконы XII века отличаются по стилю от икон XV века. Многообразие форм внутри канона – огромно.

Когда работаешь над образом, важно понимать, в какой архитектуре будет та или иная икона, роспись. В древности храмовая архитектура ориентировалась на пропорции человека, и роспись создавалась и иконы так же – все имело отношение к пропорциям человека. Это создавало ощутимую связь пространства со зрителем, с молящимся.

– Когда вам нужно сделать образ конкретного святого, что вы делаете, прежде чем непосредственно приступить к его написанию?

– Изучаю, читаю житие, биографические сведения в разных источниках, изучаю другие иконы. Сначала мне нужно внутри себя сформировать свое отношение к этому святому, «прожить». И, конечно, молитвенно обращаюсь к нему, ищу помощи в создании иконы. Иконописец Ольга Спиридонова точно сказала, что иконопись – это молитва.

Нужно внутри себя сформировать свое отношение к святому, «прожить» его

– Какого святого вы особенно любите писать?

– Любимый мой святой – святитель Николай Чудотворец, и у меня его иконы очень часто заказывают. Я даже расписывал самый старинный православный храм в Австралии – в Брисбене. Храм строился в память об убиении государя Николая II, но, поскольку он не был еще прославлен, в 1926 году церковь освятили во имя Николая Чудотворца.

Сколько бы раз я ни писал этого святого, как бы ни отличались иконы стилистически, всегда хотелось достичь «попадания» в образ, чтобы я чувствовал: у меня получилось это сделать. Богу, Церкви мы должны приносить все самое лучшее, а потому ты стараешься работать на максимуме своих возможностей, пытаешься все выжать из своего умения, воплотить мысль в художественную форму.

– Что значит «попасть в образ»? Со светским портретом понятно: передать внешнее сходство и раскрыть внутренний настрой героя, показать его душевные качества, психологическое состояние. А в иконе?

– Вот здесь обратная задача – удержаться от психологического портрета: в иконе не должно быть излишних эмоций. Святые отцы Церкви настаивают на том, что чувственность может помешать молиться, поэтому и в образе не должно быть подобного.

Как происходит попадание в образ – сложно объяснить, тут много не проговариваемого. Есть понятие узнавания образа. Когда работаешь, всегда помнишь: ты пишешь именно святого, и вот именно сейчас через образ, который ты создаешь, можешь обращаться к нему. И стараешься, чтобы образ получился именно духовным, смотрящим на нас из другого, Горнего мира.

• < Prev
• Next >