Василий Томачинский

23 октября 787 года в Константинополе закончил работу VII Вселенский Собор, важнейшим деянием которого стало установление порядка почитания икон. В определении Собора говорилось: чем чаще через изображение на иконах Спаситель, Матерь Божия, святые и преподобные мужи «бывают видимы, тем более взирающие на них побуждаются к воспоминанию о самих первообразах и к любви к ним».

Чудес, явленных через иконы, не счесть, и они многообразны: исцеления, защита, спасение от недругов и в несчастьях, указание будущего, предостережение… Но, пожалуй, всегда самым большим чудом будет обретение веры. Публикуемая ниже беседа – об этом. И словно во исполнение тех слов, что сказаны были отцами Собора, победившего иконоборчество: взирающие на иконы побуждаются к любви к изображенным на них. Обращение из протестантства в Православие символически повторяет поворот от иконоборчества к иконопочитанию. И икона Божией Матери привела на этот путь целую семью.

***

С Клиффордом (в крещении Исааком) Гарднером, старшим управляющим отделением нефрологии Главного госпиталя Массачусетса (США) и участником ряда гуманитарных миссий поддержки беженцев на Ближнем Востоке, мы познакомились в церкви Воскресения Христова в Бостоне на лекции, прочитанной Исааком и его женой Мэрилин, об участии в миссиях и положении беженцев в Сирии, Ираке и Турции. Позже мы встретились в кафе неподалеку от церкви, где и состоялась наша беседа.

 

    

 

– Исаак, расскажите немного о себе, о вашей семье.

– Я вырос в протестантской семье, которая была членом общины Южной баптистской конвенции. У меня четверо братьев. Мой отец служил в армии США, был военным летчиком, и потому мы нередко меняли место жительства. Но где бы ни оказывались мои родители, даже если это Пуэрто-Рико, где я родился, или Германия, где я провел свое отрочество, они всегда находили южно-баптистскую церковь.

В детстве я жил в Майами – моя мать родом оттуда, и позже, когда отец вышел на пенсию, мы поселились там же. В Майами я заканчивал старшие классы школы. В это время я почувствовал призвание к миссии. Хотел быть протестантским миссионером в Индонезии и заниматься переводом Библии.

Я поступил в известную духовную школу в Чикаго – Библейский институт Д. Муди. Изучал библейское богословие и греческий язык. В институте я впервые встретил людей из мусульманского мира. Меня заинтересовал Восток. Позже я поступил в Иллинойский университет в Чикаго, где изучал лингвистику, арабский язык, историю мусульманского мира. Тогда же я встретился со своей будущей женой Мэрилин. Она выросла в Пакистане, где ее родители более 35 лет были баптистскими миссионерами, а теперь училась в школе медицинских сестер в Чикаго.

Поженившись, мы отправились в Пакистан, который для Мэрилин был родным; позже, в 1989 году, переехали в Египет, где прожили семь лет.

– А когда вы познакомились с Православием?

Моя коллега часто постилась – почти 200 дней в году. И хотя смысл таких ограничений мне был непонятен, это вызывало уважение

– Это случилось как раз в Египте. Раньше мне не приходилось встречаться с православными. В Египте я работал учителем английского языка, одна из моих коллег исповедовала восточное христианство – была членом общины Коптской церкви. Копты – удивительные люди, очень религиозные. Их вера произвела на меня большое впечатление. Моя коллега часто постилась. Она говорила, что на пост приходится более 200 дней в году, и хотя смысл таких ограничений мне был непонятен, это вызывало уважение. Вера коптов очень крепка. А еще поражало, что прихожане-копты периодически посещают монастыри, чтобы получить у монахов совет или духовное наставление.

– Вас не заинтересовали монастырская жизнь и монашество, ведь в протестантизме нет такого опыта?

– Конечно, мне всё это было интересно. Я посещал монахов в Нитрийской пустыне и в Скиту. Однажды со студентами мы встретились с коптским патриархом Шенудой III.

Монах в монастыре Дейр-аль-Суриан сказал мне: «Ты еще не знаешь этого, но ты уже православный»

Каждое посещение монастырей трогало меня до глубины души – так сильна вера монахов! Мне вспоминается один из них из монастыря Дейр-аль-Суриан. Тот монах сказал мне: «Ты еще не знаешь этого, но ты уже православный».

Помню, как меня поражало богослужение, литургия, иконы. Копты верят, что святость сияет в глазах святых, и поэтому на их иконах у всех большие глаза. Много раз я посещал один из древнейших храмов Абу Серга – он построен в I веке над пещерой, в которой укрывалось Святое Семейство. До сих пор это действующий храм.

 

    

 

– Вам не хотелось этими новыми впечатлениями и знаниями поделиться с теми, кто, может быть, даже и не слышал о Православии, с вашими соотечественниками и единоверцами?

– Очень хотелось. И я организовал для учащихся за рубежом американских протестантских студентов особую программу. Мы встречались с коптскими священниками и монахами, и это был вызов для протестантизма. Студенты, общаясь с этими глубоко духовными людьми, видели, как горяча их вера, и часто им было трудно вместить такую веру в евангелическо-протестантские рамки. Случался и кризис веры у некоторых.

Со студентами мы ездили в Израиль и Палестину, где я впервые встретил православных других деноминаций – греков, русских, армян. Я считал тогда, что они православные, потому что родились русскими, греками или коптами. И поскольку я родом с американского Юга и потому принадлежал к Южно-Баптистской церкви, я и не думал даже, что могу принять Православие, потому что считал: нужно обязательно родиться в православной семье.

– Как складывалась ваша жизнь потом, когда вы уехали из Египта?

– В 1996 году мы переехали в Бостон (штат Массачусетс) – семья моей жены оттуда родом. Я работал 10 лет в Гарвардском университете, последние четыре года был руководителем программы исламских исследований принца Аль-Валида ибн Талала.

В 2000 году мы с женой переживали кризис веры со многими искушениями для нашего брака, в котором родилось пятеро детей. Моя супруга знала, что я интересуюсь иконами, и познакомила меня с одной иконописицей, которая не была православной, но писала иконы и вела занятия. Я в течение десяти недель учился у нее иконописанию.

 

    

 

Моей первой иконой был Ярославский образ Божией Матери. Этот опыт изменил мою жизнь. Я человек общительный, люблю поговорить, а иконы надо писать в безмолвии. Преподавательница давала мне указания, и потом мы работали молча. Так что первый написанный мною образ – это 50 часов молчания. И переходя от одного этапа работы к другому, я всё более узнавал Деву Марию – Богородицу.

– Для вас, как протестанта, это были, вероятно, совершенно исключительные переживания?

– Да. Для протестантов Дева Мария в некоторой степени загадка, они считают Ее просто очень хорошим человеком и не понимают всей глубины православного учения о Ней. Работая над иконой Богородицы в безмолвии, я больше узнавал Ее. Я стал читать, что говорится о Божией Матери в Новом Завете и у святых отцов. У меня было ощущение, что я всё лучше узнаю Ее лично.

По мере написания иконы я в какой-то степени приобщался к Божественному вневременному состоянию. Время – творение Божие, и Бог не ограничен ничем человеческим. Мне очень сложно объяснить мои переживания. Я помню, как я, возвращаясь после занятий иконописью, два-три часа не мог ни с кем разговаривать. Не хотелось включать радио, звуки казались слишком громкими.

Работая над иконой, я словно вошел в иной мир через окно, открытое Богородицей

Работая над иконой, я словно вошел в иной мир через окно, открытое Богородицей. Моя жена видела, как изменилась моя жизнь, видела изменения в моем сердце.

Мое сердце смягчилось. Дева Мария – умягчение сердец. А прежде было какое-то ожесточениесердца. Мэрилин ощутила произошедшее изменение. Я не мог ни о чем думать, только о написании икон.

– Кроме образа Божией Матери какие-то еще иконы были написаны вами?

– Икона Богородицы Ярославская довольно простая по композиции, и второй работой была икона Критской школы XVI века, с более сложным сюжетом. На ней изображен Христос, явившийся Марии Магдалине у гроба. Мария приветствует Иисуса словом «Раввуни» – «Учитель». И Он также зовет ее по имени.

На иконе много гор и растительности. Мария с непокрытой головой, поскольку только замужние женщины изображаются в платках. Когда я работал над этой иконой, то все более узнавал Марию Магдалину и Иисуса. Я помню, там есть изображение пещеры – она пишется черным цветом. По-гречески называется «фанатос», что значит «смерть». Мне нужно было положить практически сто слоев черного – и всё казалось недостаточно.

Способ написания икон отличается от традиционной живописи. Обычно используются светлые цвета и добавляются темные; в иконописи всё изображено в Божественной обратной перспективе: сначала пишутся темные участки, лик Марии имеет зеленую санкирную подложку, и потом кладутся более светлые слои – это удивительно.

Иконы приблизили меня к Церкви, я их очень полюбил. И почитая их, я всё больше хотел узнать Православие. Третьей иконой был образ пророка Илии у потока Хораф, но я не закончил ее.

– Почему?

– В 2003 году мы переехали из Массачусетса в Аризону, где я получил предложение по работе. Аризона мне очень напоминала Египет: я очень люблю пустыню.

Эта протестантская церковь выглядела как кинотеатр, а в жаркую погоду во время богослужения прислужники разносили прохладительные напитки

В Аризоне мы были прихожанами Евангелической церкви, там мы столкнулись с искушениями нашей протестантской веры. Церковь, в которую мы ходили, выглядела как кинотеатр; в жаркую погоду во время богослужения прислужники разносили прохладительные напитки и кофе. Для меня это всё было слишком несерьезно. «Искатели церквей» (внеденоминационные христиане) стремятся обеспечить людям комфорт, но многим это представляется неуместным – они хотят жить по Евангелию, а не ради комфорта. И я и моя жена испытывали подобные чувства.

– Этот кризис как-то разрешился?

– Не столько разрешился, сколько открылась возможность к его разрешению. И совершенно неожиданная.

В феврале 2006 года была организована встреча выпускников Библейского института Д. Муди, окончивших его 25 лет назад. Я полетел в Чикаго и остановился у одного из бывших одноклассников, уже профессора в Институте Муди. А он жил по соседству с православной церковью. В то время, когда я был студентом института, это был храм Армянской Апостольской церкви, но он всегда был закрыт. Оказалось, что армяне продали это здание епархии Православной Церкви в Америке под омофором епископа Иова Чикагского; настоятелем церкви был отец Джон Бейкер. Храм назывался церковью Христа Спасителя.

 

    

 

Я спросил моего друга, что это за церковь по соседству. Он ответил, что это православный храм, чему я очень удивился. Подошел ближе рассмотреть ее. У входа на стенде была размещена информация, в которой говорилось о Православии, его истории и богословии, подчеркивалось, что именно католицизм добавил к Православию и как протестанты уклонились от возвращения к Православию. Меня заинтересовали эти идеи, я раньше не встречался с такой постановкой вопроса.

Когда мы шли мимо ограды, то вдруг заметили, как через ее прутья просовываются детские руки. Оказалось, это дети священника Джона Бейкера. Мы поговорили с ним, и он пригласил нас на Божественную Литургию на следующий день.

– И вы воспользовались его приглашением?

– Да.

– Какое впечатление произвела на вас православная Литургия?

– Я посетил в своей жизни более 50 православных церквей и монастырей на Ближнем Востоке: в Египте, Палестине, Сирии, Ливане и Иордании, но я никогда не слышал Литургии на английском. Только на коптском, церковнославянском, греческом и армянском.

Будто пелена спала с моих глаз! Это было Богослужение! Это было небесное видение Исаии! Тут был алтарь, фимиам, курение; ангелы и хор пели: «Свят, Свят, Свят!»

Я пришел на службу. В храме всё было в русском стиле, почти не было скамеек, только красивые ковры, на которых все и стояли. И когда началось пение на английском – как будто пелена спала с моих глаз! Это было Богослужение! Это было небесное видение Исаии! Тут был алтарь, фимиам, курение; ангелы и хор пели: «Свят, Свят, Свят!» Я понял, что после стольких лет я наконец нашел истинное Богослужение!

Как будто я побывал на Небесах. Я чувствовал, что вернулся домой. После службы мы пошли на трапезу. Я едва мог говорить. Все звуки казались громкими после Божественной Литургии.

На встрече выпускников я радовался тому, что увидел одноклассников, но особенно приятно было встретить двоих, что стали православными. Одна из них – Линнет Холм Хопи. Она и ее муж Нейтан приняли Православие, учась в магистратуре, и стали одними из первых миссионеров в Албании, направленными организацией «Православные христианские миссии Америки». Линнет написала историю воскресения Албанской Церкви в посткоммунистической Албании. К сожалению, она болела раком и скончалась через шесть месяцев. Настоящим даром для меня было услышать ее историю обращения в Православие.

– Как шла ваша духовная жизнь дальше?

 

– Во время посещения церкви Христа Спасителя я взял несколько бесплатных иконок и книгу православного, обращенного из протестантов отца Питера Гиллквиста «Стать православным». Я прочитал ее в самолете и впервые узнал, что протестанты могут стать православными. Прежде я не предполагал, что это возможно. Отец Питер был главой протестантской працерковной организации, называвшейся «Кампус Крусейд фор Крайст», которую я знал. Он изложил историю нескольких семейств, искавших возвращения Церкви Первого Века, что завершилось принятием Православия. Замечательное путешествие!

 

Вернувшись в Аризону, я рассказал моей жене о своем духовном пробуждении, о том, что почувствовал на православной службе, будто я вернулся домой, она сказала: «Хорошо. Но мне это неинтересно».

Я отыскал в интернете православную церковь поблизости от Финикса. Это была миссия святого Игнатия в Месе (штат Аризона). Церковь относилась к Антиохийскому Патриархату, и я подумал, что в приходе должны быть арабы, и я смогу с ними пообщаться, так как знаю арабский. Но там не было арабов. Я был сердечно принят отцом Джеймсом Колзом и его женой Хуриа Карен и их семьей. Он и его жена были обращенными из Епископальной протестантской церкви. Я начал посещать занятия по изучению Православия и, когда мог, приходил на службу, хотя оставался членом протестантской общины.

– Ваша супруга все еще не разделяла ваш интерес к Православию?

– Я пригласил жену в храм святого Игнатия. Она пришла несколько раз на вечерню и даже на часть Пасхальной службы, но сказала, что службы очень длинные и для нее слишком экзотичны. Мы посещали с ней когда-то коптские службы, на которых мужчины в храме слева, а женщины – справа. В Египте подобный порядок казался ей уместным, но в современной Америке – нет.

Первая Пасхальная служба, которую я посетил, продолжалась до раннего утра, и когда я вернулся домой, супруга спросила, где я задержался так долго. И еще она сказала, что у нее болят ноги от стояния на таких длинных службах.

В 2007 году меня снова пригласили работать в Гарвардский университет в программе изучения ислама. Это стало для меня подарком, поскольку программа удовлетворяла мой интерес к ближневосточным народам. Мне не хотелось ездить на работу на метро или электричке, поэтому мы поселились в Кембридже. Стали посещать местную протестантскую церковь, а для себя я нашел антиохийскую церковь святой Марии в нескольких кварталах от нашего дома. По воскресеньям я ходил в антиохийский приход и потом незаметно уходил в протестантскую церковь. Так продолжалось год или полтора.

Это стало некоей проблемой на моем духовном пути: я хотел стать православным, а моей жене это было неинтересно.

Я всё меньше и меньше находил привлекательного в протестантизме. Мой сын Джонатан (в крещении Игнатий) очень хорошо написал об этом: «Протестанты имеют сильную неприязнь к папе, в то время как каждый христианин в протестантизме – сам папа, маленький папа, поскольку принимает собственные решения на основании чтения Библии». Там почти нет духовного послушания Церкви. Будто они бредут по мелководью вместо того, чтобы нырнуть на глубину. В Египте есть два значительных водоема. Суэцкий канал глубиной примерно 400 футов, а с другой стороны Синая Акабский залив глубиной более 4000 футов. На поверхности они выглядят одинаково, но на глубине – огромная разница. Когда я начал больше читать православных книг, я ощущал, как всё глубже погружаюсь в духовную жизнь.

 

 

– А как вы стали прихожанином Свято-Воскресенской церкви в Олстоне?

– Я узнал еще об одном православном храме в Бостоне – в районе Олстон. Это и была как раз Свято-Воскресенская церковь, она принадлежит к Американской епархии Болгарского Патриархата. Моя старшая дочь Энни жила в соседнем квартале и сообщила мне о ней.

Раз в год этот приход в церковном дворе организует большую ярмарку: прихожане продают ненужные им вещи, и множество студентов приходят купить дешевую одежду и мебель. И вот в одно из воскресений я прогуливался неподалеку и увидел двоих парней, с трудом тащивших только что купленный большой диван. Я предложил свою помощь, и они рассказали, где этот диван был ими приобретен. Я направился к церкви и встретился с отцом Патриком Тишелем, настоятелем этого прихода. Он в это время говорил с каким-то молодым хипстером о вере. Я подумал: «Какой, оказывается, тут священник! И как этот приход работает с миром!»

Я стал посещать эту общину, полюбил приходящих сюда. Отец Патрик и прихожане очень приветливы. Община примерно наполовину состоит из американских обращенных и наполовину из европейских православных иммигрантов – русских, румын, греков, македонцев, болгар и сербов.

– А как складывались ваши и без того сложные отношения с супругой, когда вы всё больше погружались в Православие?

– Да, я всё больше погружался в Православие, читал православную литературу, в спальне у меня стояли иконы. Мэрилин даже возмущалась: зачем тебе столько икон! Однажды она сказала мне: «Мы не можем идти по двум разным дорогам – я как протестант, а ты как православный». После ее слов я решил больше не ходить в православный храм, поскольку это грозило развалом нашей семье. Два года я не посещал православную церковь. Жизнь текла своим чередом.

Мы спросили друг друга: если бы нам осталось жить несколько месяцев, что бы мы предприняли? Я сказал, что хотел бы стать православным

Но вдруг всё изменилось. Наш средний сын Мика женился в Чикаго, мы очень радовались за него и его жену Лорен. К несчастью, после их венчания ее отец узнал, что неизлечимо болен раком и ему осталось жить пять месяцев. После этого известия у нас с женой состоялся серьезный разговор, мы задали друг другу вопрос: если бы нам осталось жить несколько месяцев, что бы мы предприняли? Она сказала, что поехала бы на Ближний Восток, а я сказал, что хотел бы стать православным. Ее очень удивило это мое последнее желание.

Да, я сказал, что хотел бы закончить свой жизненный путь православным.

Мы продолжали ходить в наш протестантский приход, но чувствовали себя всё более неудовлетворенными его устройством и той несерьезностью, что в нем царила. И однажды Мэрилин сказала мне: ей кажется, что мы должны сходить в Воскресенский храм, а там видно будет, куда Бог поведет нас. Я очень удивился и обрадовался.

Она сходила несколько раз в этот храм, встретилась с отцом Патриком, но всё увиденное и услышанное было для нее слишком в новинку. Как будто приехал в другую страну. Прихожане были очень добры к нам. Мы стали посещать катехизические занятия для интересующихся православной верой.

У моей жены была масса вопросов! Она талантливейший человек, написала книгу «Между миров» о кросс-культурных связях и вызовах народам, живущим в странах третьего мира. Она с 2011 года ведет блог под названием «Общение через границы», имеющий почти миллион посещений. Ее читают по всему миру. И вот она стала обновлять блог каждое воскресенье серией статей под общим названием «Строптивый православный». Это ее размышления, сомнения, вопросы по поводу Православия, в протестантской перспективе в частности. А вопросы, например, такие: почему православные всегда стоят в храме? почему священник говорит: «С миром изыдем», а мы и через 20 минут всё еще в храме? почему прихожане всё целуют? почему так почитают Богородицу? У нее была возможность разрешить все эти вопросы с отцом Патриком, отвечавшим в духе и мудро.

– Ваш приход к Православию как-нибудь подействовал на ваших детей?

Мы – я, моя жена и мой сын – пережили замечательный год воцерковления, один из лучших в нашей жизни

– Наш младший сын вернулся из Кембриджа, где он изучал философию литературы. У него выдающийся ищущий ум. Мы пригласили его в Воскресенскую церковь, и ему очень понравилось пение а капелла, он был просто очарован как музыкант. Примерно через месяц в его жизни произошли радикальные изменения, он переосмыслил ее, пришел в нашу комнату, встал перед иконами и покаялся в сердце и разуме перед Богом. Он решил принять Православие вместе с нами. Так мы трое стали оглашенными перед Пасхой в 2013 году. Мы пережили замечательный год воцерковления, один из лучших в нашей жизни. Мы всё больше жили жизнью прихода и погружались глубже и глубже в духовную реальность.

В Святую и Великую субботу 2014 года мы были крещены и миропомазаны и стали православными христианами. Наш сын, кстати, крестился раньше нас – в Лазареву субботу. Моим крестным стал Аарон Фрайер, наш прихожанин, с ним мы много беседовали на духовные темы. А у Мэрилин крестной матерью стала матушка Павла, супруга отца Патрика.

Когда пришло время выбрать христианские имена, то я, поскольку люблю Ближний Восток и ближневосточных святых, выбрал имя святого Исаака Сирина. Его жизнь и писания удивительны. Я посещал север Ирака и был примерно в трех километрах от древней Ниневии (и боевиков ИГИЛ), где преподобный Исаак был епископом. Я чувствовал его присутствие в тех местах. Я взял его имя, поскольку его писания полны смирения, искренности и сострадания. Мне так нужно сострадание.

 

Моя жена полюбила историю преподобной Марии Египетской и взяла имя Мария, но также она полюбила святую мученицу Софию и ее детей. И она спросила матушку Павлу, может ли она взять два имени: София и Мария. «В вашем возрасте можно иметь два имени», – был ответ. Так она стала Марией-Софией. Наш сын взял имя святого Игнатия в честь Игнатия Антиохийского.

 

Игнатий поступил в Эллинистический колледж в Бруклайне (штат Массачусетс), где изучает богословие и классические дисциплины. Он живет среди удивительных студентов этого колледжа и Семинарии Святого Креста.

Это был прекрасный духовный путь! Замечательно и то, что другие наши дети следят за этой дорогой. Мы продолжаем молиться Богу и святым, чтобы Он привел их к себе, «ими же веси судьбами».

После крещения и миропомазания мы также повенчались в Православной Церкви. Когда брат моей жены услышал об этом, он удивился: «Ведь я уже венчал вас в протестантской церкви, зачем же вы венчались еще раз? Наш отец крестил Мэрилин, зачем она снова крестилась? Ее мать нарекла ей имя, почему у нее новое имя?» Как ему ответить? Мы обратились к отцу Патрику, нашему духовнику, за советом. Он дал такой ответ: всё это было приготовлением к тому, что происходит с нами сейчас.

Мы благодарны Богу за наш путь и с горячей признательностью поминаем православных друзей и соседей за дар православной веры, принесенный на американский континент!

С Клиффордом Исааком Гарднером
беседовал Василий Томачинский
автоперевод с английского

23 октября 2015 г.