ДМИТРИЙ БАВИЛЬСКИЙ

Спасо-Преображенская церковь Полоцкого Спасо-Евфросиниевского монастыря — единственный в Белоруссии памятник XII века, где почти полностью сохранились древнейшие фрески. На территории бывшего СССР есть лишь один храм подобной сохранности — псковская Спасо-Преображенская церковь (около 1140) Мирожского монастыря.
Белорусский случай, которым московские реставраторы занимаются вместе с местными специалистами, уникален еще и тем, что состояние древних росписей, дважды записанных в XIX веке, позволило сохранить не только их, но и наслоения. Росписи XIX века сняли и с помощью технологии, специально разработанной для этого памятника, перенесли на новую основу — теперь их показывают в Художественной галерее Национального Полоцкого историко-культурного музея-заповедника.
Ну а фрески XII века ожидают продолжения реставрационного цикла: после реставраторов-монументалистов подошла очередь архитектурной реставрации. Дренажами и инженерными конструкциями, кровлей и возрождением внутреннего убранства храма займутся архитекторы под руководством Сергея Лалазарова. «Такая задержка (сначала фрески, затем архитектура) случается часто, — говорит художник-реставратор высшей категории Евгения Серегина, руководитель бригады художников-реставраторов имени Владимира Сарабьянова из московского Межобластного научно-реставрационного художественного управления (МНРХУ). — Архитектурная реставрация нередко идет по следам живописной. Тем более в таком уникальном случае, как Спасо-Евфросиниевский монастырь — с небывалой для XII века сохранностью всех композиций».

Местный епископ владыка Феодосий позвал Евгению Серегину и выдающегося реставратора Владимира Сарабьянова оценить состояние Спасо-Преображенской церкви в декабре 2006 года. Серегина вспоминает неотапливаемое помещение, куда, сделав пробы, они вернулись уже в феврале разрабатывать методику открытия и расслоения. С тех пор она и ее бригада, в которую теперь, после смерти Сарабьянова, входит 25 человек, этим и занимается. Другие росписи XII века (в церкви Спаса на Нередице, в Антониевом монастыре в Новгороде, в Старой Ладоге) сохранились лишь частично, тогда как в Полоцке доступен практически весь фресковый ансамбль.
«История эта действительно уникальна, — вторит ей Варвара Сергиеня, художник-реставратор первой категории МНРХУ. — Кажется, это единственный в мировой практике случай, когда поздние записи отслаивались такими большими, пятиметровыми, кусками. Не фрагментами, но целыми композициями, которые затем мы перенесли на новую основу».
Особенно хорошо сохранившимся вышел слой записей 1884 года, тогда как живопись 1835-го перенесли фрагментарно. Из-за чего, как шутят сами реставраторы, в итоге вышло не три комплекта фресок, но два с половиной. Впрочем, и они позволяют проследить динамику изменения одних и тех же сюжетов и мотивов.

«В мировой реставрационной практике вряд ли у кого-то, кроме нас, был такой опыт. Дело в том, что сама традиция постоянного обновления росписей и икон характерна больше для русского искусства, — включается в разговор кандидат искусствоведения Полина Тычинская. — Поздние записи, образец академизма, тоже представляют интерес, хотя, конечно, гораздо важнее единый и уникальный в сохранности комплекс фресок XII века».
Делали их (ученые различают руку трех мастеров) по прямому указанию дочери витебского князя Святослава Всеславича преподобной Евфросинии Полоцкой (1110–1173). Именно она, один из самых грамотных людей своего времени, составила общую систему живописных композиций, их расположение, а также литературную программу, состоящую из многочисленных, до сих пор читаемых надписей.

Под двумя более поздними слоями реставраторам открылись фрески с небывалой для XII в. сохранностью всех композиций.

Фото: архив Полины Тычинской

«Евфросиния Полоцкая была книжницей, одним из самых просвещенных интеллектуалов своего времени, — объясняет Сергиеня, — поэтому некоторые детали фресок напоминают миниатюры из византийских манускриптов. Посмотрите, как более поздняя живопись отличается от первозданной: композиции становятся меньше, а фона — больше. Древние мастера работали более экспрессивно и свободно, живопись их будто бы заполняет собой весь объем».
Во времена СССР столичные реставраторы работали по всей стране, поэтому сегодня белорусской школы реставрации оказалось недостаточно. До Сарабьянова и Серегиной полоцкими фресками занимался местный реставратор-консерватор Владимир Ракитский. Он первый и начал думать о том, как снять верхние слои живописи. Но его усилий не хватило, вот и позвали москвичей. Специально для проекта — а он продлится еще лет пять (после архитектурных работ подойдет черед росписей в нижней части храма), — в Белоруссии открыли представительство МНРХУ. И уже воспитали ряд местных реставраторов.