Радуется ли иконописец, если его копируют, почему учиться писать иконы хотят католики и протестанты, почему в иконописи учат ремеслу и не учат думать и можно ли этим делом заработать на жизнь? Рассказывает иконописец Филипп Давыдов.

Искать то, что делает икону иконой

– Филипп, вы сын иконописца священника Андрея Давыдова, с иконой встречались с самого детства – чему вы научились у отца?

– Жизнь всей семьи была построена вокруг того, чем занимался отец. Я в детстве иногда выполнял какие-то мелкие поручения – провести линию, цвет подобрать. После школы остался с семьей, учился у отца. Именно благодаря ему у меня появились, как мне кажется, какие-то установки, грамотность, которые помогли двигаться в правильном направлении. Отец Андрей и иконописцы его поколения , которые были вокруг него, старались понять, за счет чего изображение становится иконой, что делает его особенным, достойным того, чтобы стать литургическим образом? Этот подход мне по-прежнему дорог – найти, что делает икону иконой.

– А что делает икону иконой?

– Иконописец не иллюстрирует Библию, житие святого, он дает некий глобальный образ.

В иконе не должно быть ничего отвлекающего, чтобы у человека, пришедшего в храм, была возможность сконцентрировать свой взгляд в этой части пространства и чтобы ему ничто не мешало молиться. Еще лучше – чтобы помогало, но это уже сверхзадача. В процессе работы иконописец выбирает для себя цвет, композицию. Но если он делает акцент на том, чтобы просто создать красивое произведение, со множеством декоративных деталей, получается, что он будет уклоняться от той непосредственной задачи, которая стоит перед ним.

Отец меня всегда этому и учил – важно правильно поставить задачу…

– Как вы искали себя в иконописи, чтобы ваши иконы получались узнаваемыми?

– С одной стороны, я не принадлежу к поколению, которое, как отец, заканчивало академическую художественную школу, вуз и на этом багаже, используя полученные навыки, двигалось в иконописи. Также не был натренирован ни в какой из местных иконописных школ, не обучен четким профессиональным методам.

Так что некий багаж я вынес из дома. С другой стороны, получилось так, что мы с женой Олей (художник-иконописец Ольга Шаламова), года через три после окончания факультета теории и истории искусства Санкт-Петербургского государственного академического института живописи, скульптуры и архитектуры имени И. Е. Репина Академии художеств, друг на друга посмотрели и поняли, что все те знания, которые во время учебы нам казались поверхностными, недостаточными, вдруг у нас внутри начали работать, мы стали гораздо больше видеть, в том числе и своих ошибок.

Повторяю, главное – поставить задачу, какую ты хочешь решить. В большинстве иконописных школ, к сожалению, задача такая: скопировать наиболее точно то, что было сделано до тебя, а еще лучше – приукрасить, тогда настоятель будет доволен.

– У вас какая задача?

– В каждом конкретном случае стараемся думать, как реализовать конкретное изображение, которое человек писал, например, 500 лет назад, в новых условиях: новый размер доски – больше, длиннее, короче, новые условия освещения – светлый храм, темный храм, и еще очень много чего – например, количество золота.

Вот и планируешь: в этом храме золота надо совсем мало, а лучше никакого, чтобы местные бродяги не ограбили. Тебе приходится принимать какие-то решения для адаптации образа к современным условиям.

Почему адаптации? Исходя из самой первой задачи, что в иконе ничего не должно отвлекать, ты должен все решения принимать очень грамотно и обдуманно, подчиняя все свои фантазии главному требованию: чтобы икона оставалась иконой.

В работе очень важны эскизы. Еще когда я работал с отцом, была такая установка, что перед тем, как начать писать икону, нужно было сделать маленькое изображение 3 на 3 сантиметра, в нем разрабатывалась композиция. Позднее мы с Олей поняли, что необходимо еще больше подготовительной работы, – чтобы творчески мучиться не на доске, а на бумаге. Это очень сильно изменило нашу жизнь, потому что у нас примерно 80% работы идет на бумаге.

Например, ты решил, что в Благовещении будет такое движение, которое ты увидел в какой-нибудь миниатюре или скульптуре, ты пробуешь, смотришь, будет ли оно так же хорошо в твоих условиях, в твоем формате, в твоем колорите или нет. Мы очень много времени тратим на поиск окончательного результата.

– Идя путем поиска, ты приходишь к тому, что отвечаешь за свои слова. Ты нашел именно такой зеленый цвет или синий, который будет наилучшим именно в этой ситуации для человека, стоящего перед иконой, – будет раскрывать данный образ в данных обстоятельствах.

Есть мнение, что икону можно сравнить с проповедью. Для проповеди священник пишет черновик, потом он говорит проповедь, которая имеет отношение к его конкретным прихожанам. Это и есть богословие, но только такое, которое адаптировано для тех, кто его слышит.

Чтобы «услышали» твою икону, необходим поиск, необходимо ходить по музеям и смотреть современных художников, чтобы, с одной стороны, тебе был знаком язык современного искусства и дизайна, а с другой – ты путем обдумывания и поисков мог пустить эти знания на службу Церкви, на службу богословию. Думаю, будь у Андрея Рублева современные краски, он бы непременно их использовал, причем так же гениально, как он использовал краски своего времени.