МОЖЕТ ЛИ РЕПРОДУКЦИЯ БЫТЬ СВЯТЫНЕЙ ЦЕРКВИ?

https://pravoslavie.ru/146576.html

Часть 2. Святоотеческий ответ

Владимир Немыченков

В современной церковной жизни нерукописные иконы давно заняли прочное место в домах многих (если не всех) православных христиан и в немалом числе православных храмов России. Как к этому следует относиться? В предыдущей части были сформулированы претензии к тиражируемым иконам, в этой части автор предоставляет ответ на основании наследия святых отцов и деяний Вселенских Соборов.

4. СВЯТЫЕ ОТЦЫ-ИКОНОПОЧИТАТЕЛИ О СВЯТОСТИ ИКОНЫ

В наше время переизбытка технических копий любых изображений, включая священные, В.С. Кутковой справедливо озабочен угрозой индивидуальному творчеству художника-иконописца, исходящей от подмены его оригинального творчества копиями-поделками.

Во времена иконоборческого кризиса VIII–IX вв. в Византии богословский спор православных с еретиками имел другие болевые точки. Например, не идентичность искусственных образов (икон) Христа друг другу, что ставит под сомнение (по мнению еретиков) их истинность и возможность поклонения Одному и Тому же Господу. Единство поклонения Христу через посредство множества Его образов (икон). Невозможность установить идентичность образа Первообразу, Которого никто из художников сам не видел, и другие.

За сто с лишним лет интенсивных богословских споров молитвами и трудами отцов Седьмого Вселенского Собора (787), а также святителей Германа (†754), Никифора (†828) и Фотия (†891), преподобных Иоанна Дамаскина (†754) и Феодора Студита (†826) было сформулировано учение Церкви об иконопочитании, которое, надеемся, поможет нам решить современные проблемы иконопочитания.

4.1. Содержание иконы и ее копии

Согласно учению святых отцов-иконопочитателей, мистическая (таинственная) связь образа и святого первообраза, который и определяет святость иконы, обусловлена подобием (внешним сходством) образа прототипу, единством ипостаси и имени изображенного и изображаемого. Иначе говоря, святость иконы обусловлена святостью изображенной на ней ипостаси. Постараемся это доказать.

Подобие (или сходство образа с первообразом) по внешнему виду позволяет созерцать на иконе лицо (ипостась) изображенного[1]. Из внешнего подобия изображенного и изображаемого следует тождество их имен[2]. Из внешнего подобия образа и первообраза и тождества их имен следует также тождество их чести и бесчестия[3].

Все святые отцы-иконопочитатели согласно учат, что как честь, так и бесчестие восходят от образа к первообразу[4]. Поэтому гонения на иконы суть гонения на изображенных на них Христа, Богородицу и святых[5], а защитники икон суть мученики и исповедники за Христа и святых Его[6].

Согласно догмату Седьмого Вселенского Собора обязанность воздаяния почитательного поклонения (τιμιτικη προσκυνησις) иконам «по тому же образцу, как оно воздается изображению честного и животворящего Креста и святому Евангелию»[7], означает признание за иконами аналогичного сакрального статуса.

Однако Церковь во все века почитала и почитает не один единственный первоначальный экземпляр Евангелия, написанный рукой конкретного святого евангелиста в соработничестве со Святым Духом, а богодухновенное содержание Евангелия[8] независимо от способа воспроизведения конкретного экземпляра. Поэтому сейчас в каждом храме мы читаем, целуем и поклоняемся тиражной бумажной копии подлинника Евангелия (копии даже не рукописной, не на пергаменте или папирусе). И всякий христианин должен благоговейно относиться к Библии и Евангелию из своей домашней библиотеки. То же относится к сотрудникам и посетителям церковных магазинов, где продаются «технические копии» Священного Писания (и не везде соблюдаются правила благочестия).

Но ведь тиражная копия иконы (бумажная или иная) имеет точно такое же содержание, как и рукописная икона, ее подлинник и образец: внешнее подобие и надписание имени той же самой поклоняемой и прославляемой Церковью святой ипостаси (Христа, Богородицы или святых), а значит, копия иконы имеет такой же сакральный статус, как и все тиражные копии Евангелия.

По слову прп. Феодора Студита, всему святому, включая святые изображения, обязательно полагаются почитание и поклонение. Святыми и поклоняемыми являются Евангелие, изображение животворящего Креста, священные принадлежности храма, перечисляет святой отец и добавляет:

«Впрочем, всё, что свято, вместе есть и покланяемо… Что же совершенно не покланяемо, то совершенно лишено и святости»[9].

>Поэтому если мы не считаем святой и поклоняемой техническую копию священного изображения, то таким же должно быть для нас и любое современное издание Евангелия (включая богослужебное) и даже его древнее рукописное воспроизведение (поскольку оно тоже копия с другой копии).

Соответственно и любое бесчестие тиражной иконы также восходит к ее первообразу (в том числе и на обложке книг, против чего особенно возражает В.С. Кутковой).

4.2. Святые отцы об умножении образов

>Едва ли не единственным способом тиражирования священных изображений в Византии была чеканка их на монетах и изготовление оттисков печатей. О монетах скажем позже. О печатях же святые отцы пишут вполне уважительно.

Так, прп. Феодор Студит нередко использует в качестве примера печать и ее множественные «механические» оттиски для объяснения, кому воздается поклонение в иконе. Главный тезис святого отца состоит в том, что образ находится в первообразе еще до его запечатления на материале, с которым он никак не связан, но всегда может быть воспроизведен на любом веществе, как может быть оттиснут на смоле, воске или глине образ с перстня-печатки.

>Поскольку преподобный жил во 2-й иконоборческий период (после Седьмого Собора), он приводит в пример печать царя: если оттиснуть перстень с изображением царя на разных материалах, то печать будет одинаковой,

ибо печать, «как не имеющая ничего общего с материалами…, отделенная от них мыслью…, остается на перстне. Таким же образом и подобие Христа, на каком бы веществе ни начертывалось (κεχαρακτήρισται), не имеет [ничего] общего с веществом, на котором оно представляется, оставаясь в ипостаси Христа, которому оно принадлежит. И кратко сказать, божеское почитание оказывается не иконе Христа, но Христу, Которому в ней воздается поклонение; и поклоняться ей должно ради тождества ипостаси Христа, несмотря на различие сущности иконы (с первообразом. – В.Н.)»[10] (а значит и способа создания образа на веществе, добавим мы от себя, т.к. ипостась на копии иконы изображена та же самая).

В другом месте прп. Феодор пишет:

«…изображение находится на печати и прежде отпечатления. Достоинство же свое [печать] доказывает тогда, когда она употребляется для отпечатка на многих и разнообразных веществах. Равным образом, хотя мы верим, что и во Христе, как имеющем человеческий вид, находится Его собственный образ, однако когда мы видим Его изображенным различным образом на веществе, тогда многократнее восхваляем Его величие»[11].

Примеры с печатью приводит и свт. Никифор:

«…так как Христос един, то едина по виду и икона Его, и изображения Его одинаковы, исходя всегда от одного первообраза, подобно тому, как, например, от одной печати получается много оттисков. И хотя по различию времени и условий места они и отличаются несколько по виду и форме и умножаются, но печать остается той же самой»[12].

То есть неизбежное отличие иконы от прототипа, а тем самым и отличие разных икон одного первообраза друг от друга, т.е. умножение несовпадающих образов (создание оригинальных характиров по В.С. Кутковому), вместо воспроизведения абсолютно одинаковых повторений (одного единственного образа-характира), в очах святителя не является достоинством художников (их творчества, таланта), но всего лишь извинительно в силу человеческой немощи.

В своей новой монографии В.С. Кутковой подробно исследует истоки творчества вообще и художественного в особенности[19]. Автор справедливо утверждает, что настоящий церковный художник должен быть молитвенником и боговидцем (как и настоящий богослов, по мнению святых отцов, добавим мы). Тогда он в своем творчестве достигает такого состояния, когда оказывается «перед умопостигаемой, умозрительной реальностью». Причем эта реальность, по прп. Максиму Исповеднику, есть «вечность тварная – пропорции, истины, неизменяемые структуры космоса, геометрия идей, управляющих тварным миром, сеть математических понятий»[20]. В синергии со Св. Духом эта реальность доступна художнику без опасности впасть в прелесть (духовную ошибку). При этом «благодатная умозрительная реальность является неким экраном, с обратной стороны которого попадают отблески Абсолютной Реальности», т.е. Бога. «Присутствие Бога в творческом процессе человека может быть прямым, но может осуществляться через святых, а также “посредством иерархии промежуточного бытия, которую Дионисий называет «ангелами»”[21]. Именно оттуда и появляется тот таинственный логос-символ, который прочитывает художник и при помощи которого пытается рассказать другим людям об увиденном»[22].

В итоге (как мы понимаем автора) иконописец создает рукописную икону с тем уникальным характиром, который необходим для церковной святыни (по уверению В.С. Куткового), однако остается важнейший вопрос: «Как именно осуществляется присутствие в творческом акте Бога и Небесных сил? На него нет ответа. Это великая тайна. Главное – в результате рождается сакральный образ», – пишет В.С. Кутковой[23].

Сакральным образ является «не только по своему изначальному происхождению, но и по таинственному способу его воспроизведения», – пишет В.С. Кутковой гораздо выше приведенных рассуждений[24]. Это значит, что художник при таинственной помощи Святого Духа созерцает таинственные образы иной реальности, служащие ему прототипом. В обоснование этого утверждения В.С. Кутковой ссылается на прп. Иоанна Дамаскина, который в свою очередь цитирует Дионисия Ареопагита:

«Надлежит, стало быть, и нам… обращаться[25] подобающим священному образом [т.е. священнолепно] вовнутрь священных символов (συμβόλων), а не пренебрегать ими, являющимися следами [очертаниями, изображениями] (χαρακτήρων), оттисками (ἀποτυπώματα) и явными [видимыми] образами (εἰκόνας ἐμφανεῖς) невыразимых и поразительных [сверхъестественных] Божественных видений (θεαμάτων)»[26].

По толкованию В.С. Куткового, это предполагает снятие «Святым Духом с человеческих глаз пелены, порожденной грехом, открытие завесы над тайной» и «молитвенное переживание» изографом «Божественных форм (χαρακτήρων)» с кистью в руке, а не механическое их отражение. «Гарантия для иконописца в верности увиденной картины» заключается в тесном сотрудничестве «святых отцов (носителей благодати Духа) и иконописцев»[27].

>Отметим, что В.С. Кутковой ошибочно приписывает эту цитату самому прп. Иоанну, который в действительности приводит слова Ареопагита в подборке цитат свв. отцов в пользу иконопочитания со своим кратким комментарием (схолией): «Видишь, сказал, что нельзя не чтить изображения того, что достойно почтения»[28]. Общий контекст послания Ареопагита Титу (полное название: «…вопросившему посланием, что такое дом Премудрости, что – чаша и что еда ее и питие») – это толкование нехудожественных материальных образов и символов из известного фрагмента «Премудрость созда себе дом…» (Притч. 9:1–6). То есть речь у Ареопагита идет о таинственном понимании слов Священного Писания.

Однако главное, что заимствовали отцы-иконопочитатели у Ареопагита, – это мысль о том, что художник, создавая образ, создает подобие первообраза, в котором образ (как внутренний эйдос) пребывает еще до изображения его художественными средствами, но отличается от него по сущности. Так Н.С. Гроссу[29] приводит фрагмент греческого текста Ареопагита из трактата «О Церковной иерархии» (Eccl. H. 4. 3), на который часто ссылается прп. Феодор Студит и все иконопочитатели (приводим этот фрагмент в переводе Г.М. Прохорова):

«И подобно тому, как – в случае воспринимаемых чувствами образов (εἰκόνων), – если рисующий неуклонно взирает на модель [первообраз] (ἀρχέτυπον εἶδος), ни на что другое видимое не отвлекаясь…, то он… создает изображаемое (γραφόμενον) таким, каково оно есть, и показывает истину в уподоблении [подобии] (ἐν τῷ ὁμοιώματι) и образец [первообраз] в образе (ἀρχέτυπον ἐν εἰκόνι), при том что одно отличается от другого по существу [сущности] (ούσίας)»[30].

В кратком изложении – «истина в подобии, а первообраз в образе кроме различия сущности» – слова Ареопагита упоминаются отцами иконопочитателями многократно.

Насколько нам известно, никто из отцов-защитников иконопочитания не учит, что указанная выше тройственная связь образа и первообраза (внешнее подобие, имя, ипостась) зависит от способа создания священного изображения, личного вклада художника, его благочестия, святости, соработничества (синергии) со Святым Духом или от вещества иконы (образа), на котором запечатлевается результат личного труда художника (ведь результат синергии материализуется в веществе).

Исключение составляет, пожалуй, только свт. Фотий, у которого есть высказывания о «вдохновении свыше», однако по его мысли это вдохновение влияет на красоту произведения художника, а не на сакральный статус иконы (заметим, что В.С. Кутковой не приводит и не комментирует этих слов свт. Фотия в своих рассуждениях о творчестве).

Обратимся к святоотеческой мысли. В 17-й гомилии свт. Фотий говорит об иконе Богородицы: «Столь точно искусство художника как ответ на вдохновение (ἐπιπνοίας)[31] свыше превратило подражание в природу»[32]. О том же святитель говорит и в Десятой гомилии об иконе Христа: «Настолько точно художник, как думаю, по действию вдохновения (ἐπίπνους), линиями и цветами запечатлел попечение Создателя о нас»[33].

Переводчик и комментатор свт. Фотия протодиакон Владимир Василик полагает, что под «вдохновением» следует понимать действие Божественной благодати (ἐπίπνοια) на художника[34] или архитектора. Об этом святитель говорит в более ясных выражениях в другом месте Десятой гомилии. Восхваляя «храм Девы и Богоматери», свт. Фотий восклицает:

«Ты скажешь, посмотрев на него, что это – не человеческих рук дело, но эту красоту придала ему некая Божественная и превышающая нас сила»[35].

Верность эстетического, а не догматического понимания приведенных цитат подтверждают и следующие наблюдения.

Во-первых, по словам свт. Фотия, то же самое «вдохновение свыше» собирает и церковное собрание в храме. Об этом святитель говорит в самом начале 10-й гомилии:

«Вижу, что блистательно собрание дня нынешнего и что оно не могло собраться одним человеческим старанием и без Божественного вдохновения»[36]

Очевидно, что собранию христиан содействует благодать Св. Духа, однако их обоживание, т.е. преображение в святых (в святые ипостаси), происходит индивидуально в результате жизненного подвига и участия в церковных Таинствах. Иными словами, благодать, собирающая верующих в церковное собрание, не обеспечивает человеку «сакральный статус», т.е. личную святость, как и «вдохновение свыше», получаемое художником, не придает сакральный статус написанной им иконе.

Во-вторых, продолжая святоотеческую аналогию зрительных и словесных образов, которыми описывается Христос, можно утверждать, что творения святых отцов (их трактаты, проповеди) бесспорно созданы при содействии «вдохновения свыше», в синергии со Святым Духом. Однако эти творения не являются Священным Писанием, т.е. сакральными текстами, хотя представляют собой весьма авторитетные в Церкви произведения, которые не утрачивают своей значимости при тиражировании. Тем более то же самое можно утверждать и относительно обычных авторов богословских монографий и статей. Соответственно иконы, созданные как святыми, так и неканонизированными иконописцами, написанные по «вдохновению свыше», в силу именно вдохновения не более сакральны, чем богословские тексты, но, как и последние, не утрачивают своей значимости при тиражировании.

4.4. Седьмой Вселенский Собор о святости иконы

По мысли В.С. Куткового, икона освящается Святым Духом при молитвенном и художественном соработничестве Ему иконописца (если отбросить абсурдное предположение, что художник освящает икону самостоятельно). В Церкви молитвенным призыванием Святого Духа священнослужителем освящается, например, Крещенская вода («великая агиасма», т.е. святыня), вода в Таинстве Крещения, елей для Таинства Елеосвящения. В таком случае художник (как правило мирянин, монах, реже священнослужитель, в общем случае не святой подвижник) становится или полным тайносовершителем, или хотя бы равным священнику, освящающему воду на водосвятном молебне (малую агиасму). Если же предположить, что не сам художник низводит благодать Святого Духа на икону, то это должен делать священнослужитель и потому для освящения икон в Церкви издавна должна была использоваться особая молитва, читаемая священнослужителем (а не иконописцем без священного сана).

Напомним, что иконоборцы отрицали святость икон, утверждая, что ни художник не сообщает им святость, ни какая-либо специальная молитва:

«…нет также и священной молитвы, освящающей их, чтобы сделать их из обыкновенных предметов святыми; но постоянно остаются они вещами обыкновенными, не имеющими никакого особенного значения, кроме того, какое сообщил им живописец»[37].

Отцы Седьмого собора ничего не возразили против объявления творчества иконописца не влияющим на святость иконы. Напротив, о культовых образах (иконах) «участники Собора заключили, что их “изобретение” – дело Отцов Церкви, а не живописцев. Последним “принадлежит только техническая сторона дела, а самое учреждение зависело от святых Отцов” (Mansi XIII 232 С)», – цитирует В.В. Бычков[38].

Отсутствие же молитвы отцы собора объяснили ее избыточностью вследствие святости имени изображенного:

«Над многими из таких предметов, которые мы признаем святыми, не читается священной молитвы, потому что они по самому имени своему полны святости и благодати».

Молитва не читается и на освящение образа животворящего креста:

«То же самое и относительно иконы: обозначая её известным именем, мы относим честь ее к первообразу; целуя ее и с почтением поклоняясь ей, мы получаем освящение»[39].

По учению отцов Собора, святость иконе сообщают имя и подобие изображенного на ней. Художник в синергии со Св. Духом или по «вдохновению свыше» не придает иконе святость, но лишь создает наиболее точное подобие первообраза – образ ипостаси, святость которой и придает иконе сакральный статус. Причем эта святость принадлежит иконе не по природе, ибо искусственный образ по сущности отличается от первообраза. Отцы Собора постановили:

«Свойств первообраза никогда никто из благоразумных людей не будет искать в иконе. Истинный ум не признаёт в иконе ничего более, кроме ее сходства по наименованию, а не по самой сущности, с тем, кто на ней изображен» (Mansi XIII 257D)[40].

В.В. Бычков пишет, что различие образа от первообраза по сущности не лишает икону святости:

«Во-первых, святость ей придает уже само именование ее именем святого… и тем более именем Христа. Вот почему надписи на иконах … выступают знамением святости иконы. Во-вторых, Собор утвердил, что на иконе, передающей внешний вид Иисуса, изображается не Его человеческая природа… а Его Личность в единстве двух природ (Божественной и человеческой)».

Церковь верует, что Христова «плоть обоготворена и исповедует ее единою с Божеством» (Mansi XIII 344А), а «отсюда – и святость иконы, являющей богочеловеческий образ»[41].

По учению Седьмого собора, пишет В.В. Бычков,

«живописный образ, не имея онтологически ничего общего с сущностью прообраза, но передавая лишь его внешний вид, самой передачей этого внешнего облика (самим подобием, мимесисом) выражает его духовную сущность и тем самым сакрально передает и святость архетипа»[42].

Благодаря подобию (μιμησις) икона получает имя первообраза, «находится в общении с ним, достойна почитания и свята» (Mansi XIII 344В).

Из учения отцов Собора следует, что, поскольку при тиражировании иконы сохраняются те же самые подобие и имя святой ипостаси (первообраза), репродукция иконы также является святым образом.

Однако В.С. Кутковой решительно отметает подобные доводы:

«Можно возразить: духовным опытом создан первоначальный образ-оригинал... Однако полагать подобное относительно бумажной копии – наивно. Духовный опыт не может быть ретранслирован принтером».

Икона без рукописного характира – просто репродукция, настаивает философ[43].

Но тогда получается, что почитательное поклонение воздается не святой ипостаси, а «духовному опыту изографа», овеществленному в уникальном характире конкретной иконы. Потому пришло время разобраться и с характиром.

4.5. Какому характиру Церковь воздает поклонение на иконе

Повторим: по словам В.С. Куткового, ручной труд изографа придает иконе «единство черт, указующее на неповторимость предмета», т.е. характир, который гарантирует уникальность и единичность иконы, необходимые святыне. Из этого логично следует, что почитательное поклонение полагается НЕ ИПОСТАСИ изображенного на иконе, а указанному характиру – пусть и не как веществу иконы (в чем В.С. Кутковой просит его не подозревать), а как неповторимости-уникальности самих по себе овеществленному «духовному опыту изографа» или сообщенной через него благодати, пребывающей в иконе как предмете. В таком случае Церковь в иконе почитает не КОГО – святую ипостась (лицо), а ЧТО – нечто священное.

Последнее противоречит учению Церкви, сформулированному как отцами Седьмого Вселенского собора, так и богословами, писавшими до и после Собора.

Сам В.С. Кутковой в своей монографии дает ясное определение, какой же χαρακτήρ изображается на иконе Иисуса Христа. Автор цитирует слова прп. Федора Студита:

«При всяком изображении изображается не природа [предмета], но [его] ипостась (ὑπόστασις)»[44].

В.С. Кутковой поясняет: «Ипостась Слова восприняла всеобщую человеческую природу, а наряду с ней и χαρακτήρ отдельного человека». У греков χαρακτήρ – это «единство черт, указующее на неповторимость личности человека, причем имелась в виду “неповторимость” как различие природное». Поэтому Божественная Ипостась Сына изображается «по свойствам определенного неповторимого человека, а свойства стали присущи Ей после воплощения и навсегда с Ней соединились. Χαρακτήρ Сына Человеческого с момента воплощения становится признаком Второго Лица Троицы. И отныне человечество получило возможность изображать Иисуса Христа»[45].

Со своей стороны, мы утверждаем, что именно этот неповторимый человеческий образ Христа как Его χαρακτήρ на протяжении двух тысячелетий христианской истории воспроизводится различными способами на разных материалах (дереве, камне, металле, ткани, бумаге и др.) и разными веществами (красками, смальтой, нитями и т.п.), в том числе способом технического копирования – древними и современными (чеканка, гравюра, фотография, типографская печать и др.).

Православные христиане воздают честь и поклонение ипостаси Христа как Первообразу Его священных изображений (на писаных иконах, фресках, мозаиках, на вышитых церковных плащаницах и покровах, на многотиражных печатных иконах) путем воздаяния чести Χαρακτήρ-у (Образу) Христа, а не χαρακτήρ-у иконы как предмета, т.е. ее рукотворной неповторимости и уникальности по В.С. Кутковому, а потому и независимо от наличия или отсутствия этой уникальности у конкретного изображения. Иначе говоря, Церковь почитает КОГО, а не ЧТО (характир у В.С. Куткового как раз последнее).

Прп. Феодор Студит утверждает:

«Ведь образ Христа, на каком бы материале он ни был запечатлен, неотделим от Самого Христа, так как сохраняется вне материи, в представлении. Поэтому обоим [Христу, как и Его образу] подобает одна и та же честь и поклонение»[46].

Это значит, что почитательное поклонение подобает образу Христа независимо от способа нанесения его на вещество и от самого вещества.

То же относится и к образам (иконам) Богородицы, Ангелов и святых угодников. На их иконах честь и поклонение верующими воздается названным святым ипостасям как первообразам изображенных образов (χαρακτήρ-ов). Именно на это весьма квалифицировано и аргументировано указали В.С. Кутковому читатели в комментариях к его статье[47], опираясь, в частности, на монографию В.В. Бычкова[48].

В.В. Бычков пишет, что, согласно прп. Феодору Студиту, «подобие» (παραγωγόν), т.е. «внешний вид, насколько он имеет место в первообразе (III 3,10)»[49], не материально, будучи идеальным образом внешнего вида архетипа, и может быть воплощено в различных материалах. «Однако в любых материальных воплощениях оно остается одним и тем же и получает наименование χαρακτήρ (отпечаток, клеймо)»[50].

В.В. Бычков предлагает видеть в термине χαρακτήρ у прп. Феодора иконографический тип (схему) изображения, а в словах святого отца философско-эстетическое обоснование каноничности религиозного искусства. Если «подобие» некой вещи и, соответственно, его χαρακτήρ – «величины неизменные, то и «все многочисленные изображения этой вещи в различных материалах должны быть каноничны, то есть должны предельно сохранять один и тот же иконографический тип»[51].

Более того, В.В. Бычков утверждает, что прп. Феодор Студит углубляет прозвучавшую на VII Вселенском Соборе мысль о документально-фотографической функции изображения:

«И у Феодора икона мыслится как механический отпечаток, но не какого-то конкретного сиюминутного состояния внешнего вида оригинала, а его идеального “видимого образа”, его неизменного эйдоса, его лика»[52].

Конечно, «механический отпечаток» нельзя понимать буквально, – оговаривается философ, – но стремление к максимальному подобию новых икон прежним образцам в поздней Византии выразилось в работе «живописцев по образцам и лицевым иконописным подлинникам, в которых содержались прориси всех подлежащих изображению сюжетов, иконография которых сформировалась и утвердилась в процессе многовековой художественной практики и на позднем этапе была закреплена в подлинниках»[53].

5. ВЫВОДЫ

В приведенных выше примерах нет прямого указания на то, что святые отцы одобряли технические копии образа Христа, Богородицы и святых, однако нет и указаний на их уничижение или лишение сакрального статуса (святости). Исходя же из общего богословия иконы и приведенных примеров можно констатировать следующее:

Владимир Немыченков

7 июня 2022 г.

• < Назад
• Вперёд >